Жестокие люди - Дирк Уиттенборн Страница 37

– С оливкой или с соломинкой? – Бармен подумал, что я серьезно. Странно: то ли это из-за смокинга я выгляжу старше, то ли он меня тоже не видит.

– С оливкой. – Мартини я никогда не пробовал, а вот оливки любил. Кажется, я этого негритенка знаю.

– Это довольно крепкий коктейль. – Одним глотком я осушил половину бокала, чтобы все знали, что и сам я – парень крепкий. Вспомнил!

Я успел пробормотать «Ты же… сын шефа Гейтса, так?», и только потом почувствовал, как по моему пищеводу у меня прокатилась горячая волна. Я чуть не задохнулся. Когда он играл с футбольным мячом, то выглядел взрослее.

– Это блестящее умозаключение основано на том факте, что он черный и я черный? – Он явно искал ссоры. Считай, меня уже побили.

– Оно основано на том, что я видел, как ты забрасывал мяч в середину шины, когда твой отец привез нас в эту вонючую дыру. – Я закурил сигарету и отхлебнул мартини. Голова у меня кружилась. Надеюсь, я не выглядел так напряженно, как моя мама, которая стояла в одиночестве на террасе и курила одну сигарету за другой.

– Ты, значит, антрополог?

– Что?

– Это мистер Осборн тебя так называет. Что это значит?

– Это значит, что меня интересуют первобытные люди.

– Ну, тогда ты сюда не зря приехал.

– Ты же с ними дружишь, вроде?

– В таких обществах обязательно должен быть хотя бы один негр, чтобы всем было ясно, что они свободны от предрассудков. А я его сын. – Он очень старался сделать вид, что это его ужасно бесит. Потом достал из кармана резиновый шарик и принялся его сжимать. – Мускулы тренирую.

– Чтобы в футбол лучше играть?

– Нет. Чтобы лучше играть на виолончели.

– Ты не похож на виолончелиста.

– А ты, видимо, чересчур подвержен действию стереотипов. Между прочим, я также играю на бас-гитаре. Очень душевно. Мы со Слимом организовали группу. – Он показал мне на четырех парней, которые устанавливали микрофоны и ударную установку под открытым тентом, который соорудили у дальнего конца бассейна, окруженного кабинками для переодевания. Олимпийские состязания проводятся в бассейнах поменьше, наверное. Слимом оказался тот малый, у которого прическа была в точности как у Вероники Лейк.

Это он скакал на лошади и рассказывал, как угробил свой «Порше», после чего решил сменить алкоголь на препараты-антидепрессанты. Сын Гейтса представился Маркусом и пожал мне руку так сильно, что у меня душа в пятки ушла.

– И как называется ваша группа?

– «Ешь богатых».

– Красиво. А ты почему сегодня не играешь?

– Мистер Осборн хотел, чтобы я пришел на эту вечеринку и познакомился с каким-то толстосумом, который может помочь мне получить стипендию, чтобы поступить в Стенфордский университет. Я отлично играю в футбол, видишь ли.

– Осборн не разрешил тебе участвовать сегодня в концерте?

– Да нет, он их обожает. А отец считает, что если кто-нибудь увидит, что я играю вместе со Слимом, то меня навечно запишут в гомики. – Маркус попросил бармена налить ему колы. Тот, видимо, не имел ничего против того, чтобы наливать выпивку несовершеннолетнему, но вот прислуживать Маркусу было ниже его достоинства. Он был единственным чернокожим гостем на этой вечеринке, и поэтому ему пришлось три раза просить, чтобы ему налили эту долбаную кока-колу. Когда, наконец, бармен соизволил это сделать, он подал ему грязный стакан.

– Что ж, благодарю вас. – Маркус произнес это таким тоном, будто послал его куда подальше, а потом раздраженно обратился ко мне:

– Есть ли у тебя, как у антрополога, какие-нибудь вопросы? Возможно, я смогу на них ответить.

– Да, есть парочка.

– Забавно, черт побери, что со мной никто, кроме тебя, не хочет разговаривать.

– Кто такие гавайцы?

– Гавайцы… Какая сука тебе о них сказала? – Мой вопрос его просто взбесил.

– Я слышал, как кто-то сказал, что бабушка того жирдяя гавайка. – Я указал на Иэна, который, набив рот, разговаривал с итальянцем. Они оба были одеты в смокинги и легкие брюки в полоску.

– Засранец твоя Иэн.

– И еще сегодня вечером кто-то сказал о нас с мамой: «хорошо, что они, по крайней мере, не гавайцы».

– Это значит, что вы ветчины не боитесь.

– Что? – Я абсолютно не понимал, о чем он говорит.

– Так называют людей иудейского вероисповедания.

– А я наполовину еврей. – Дедушка поменял фамилию, когда поступал в Йельский университет. Он был Эрленбергером, а потом стал просто Эрлом.

– Я не хочу тебя обидеть. Но факт остается фактом. Они не хотят, чтобы все знали, что они антисемиты, и поэтому называют их гавайцами. – Больше он на меня не злился. – Слушай, ты же антрополог. Спроси меня еще что-нибудь.

– Какая связь между ушами мистера МакКаллума и Двейном?

– Ты смотри! Ты со всеми здешними засранцами знаком! Ты имеешь в виду этого МакКаллума? – Он ткнул пальцем в старика, который наступил мне на ногу, а до этого болтал всякие гадости о моей маме.

– Да, этого. – Странно, что я не понял сразу, кто это может быть: эти уши трудно не заметить.

– Ну, это старая история, очень старая.

– Не забывай, что я антрополог.

– И кто тебе ее рассказал?

– Так, слышал от кого-то. – Я сделал вид, что прекрасно знаю, о чем идет речь.

– Что ж, это правда. Двейн и Кэти – его внуки. – Маркус кивнул в сторону официантки, которую можно было бы назвать хорошенькой, если бы не характерные уши. – Пит тоже. – Он махнул рукой, указывая на лопоухого бармена, который не желал налить ему лимонада. – У них у всех матери работали горничными. Их называли «горничные по вызову МакКаллума».

– Почему они все хотели переспать с ним?

– Не все хотели.

– Он что, насиловал их?

– Мать Двейна он изнасиловал, это точно. Накачал ее наркотиками и взял силой. – Еще одно новое выражение.

– Почему же его не судили?

– У него же денег полно. Все, кто живет в Флейвалле – его кореша. Он самый богатый. Не считая Осборна.

– Ужас. И что, он до сих пор этим занимается? – Я увидел, как этот мерзкий старый развратник похлопал Джилли по заду, когда она проходила рядом, толкая перед собой тележку с закусками.

– Нет. Мать Двейна была последней жертвой. Благодаря Осборну это прекратилось.

– А что именно он сделал?

Маркус ссутулился, наклонился ко мне поближе и прошептал мне прямо в ухо (со стороны могло показаться, что он пытается продать мне наркотики):

– Один здоровенный лысый черный парень вытащил его из машины в Ньюарке и надрал ему задницу. Но самое удивительное и неожиданное в этой истории – это то, что к тому времени, когда мистера МакКаллума выписали из больницы, этот негр уже стал шефом полиции города Флейвалля. – Маркус смотрел мне прямо в глаза. Мы стояли так целую минуту, а потом он весело расхохотался: