Мир велик, и спасение поджидает за каждым углом - Илья Троянов Страница 37

— Ну, такое иногда случается и в другом месте.

— Иногда? Там это случается не иногда. Ты из деревни приехал, что ли? Хочешь знать, как там живут? У кого есть бабки, тот въезжает на своей машине прямо в подземный гараж, а гараж, между прочим, охраняется, потом он садится в лифт и едет до сорокового этажа, или на каком он там этаже работает. А когда ему захочется есть, то курьеры принесут сандвичей или пиццу. А вечером он выезжает из подземного гаража и прямиком гонит домой. Думаешь, такому надоест жить? Думаешь, такой будет ходить по улице или сядет перекусить в какой-нибудь забегаловке?

— Короче, твой двоюродный брат из бедных и не может это себе позволить?

— Да уж наверняка он голодранец. Он и раньше у нас был с придурью, в школе не тянул, ничему толком не выучился, почем мне знать, чего он там делает. Могу поручиться, что он не ихний президент. А если он там убирает улицы, разве он нам об этом напишет? Жди, как же, умрет, а не напишет. Нам-то он пишет, что разъезжает в шикарном «кадиллаке» и радуется, какие чистые там улицы. Думаешь, я ни о чем не догадываюсь? Правду он нам не пишет. В общем, забудь про него и забудь про Штаты. Давай лучше заполним эти бумажки.

— В Южную Африку?

— Да, в Южную Африку, а ты что, против? По-моему, так даже лучше, или вы слишком благородные для Южной Африки? Там каждый белый сразу получает «джоб», там работы навалом. Они ищут людей, ведь нельзя же на сложные работы брать негров. У них там негры еще глупее и ленивее, чем в Штатах.

— А это ты откуда знаешь?

— Ну есть у меня источники.

— Никак у тебя и там есть двоюродный брат?

— Уймись, скажи лучше, что здесь написано.

— Здесь написано: имя и фамилия, не грех бы тебе и запомнить, об этом часто спрашивают.

У ворот лагеря — молодой человек.

— Добрый день, меня звать Руджиеро. Я уговорился о встрече с господином директором.

— Прямо — до главного входа, а там — налево.

— Спасибо.

Покуда молодой человек идет по дороге, вахтер замечает, что на плече у того болтается камера.

— Войдите.

— Добрый день. Я Луиджи Руджиеро, редактор полосы в «La Cronaca».

— Чем могу быть полезен?

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

— На какую тему?

— О требованиях забастовщиков.

— Каких таких забастовщиков?

— Забастовка, которую беженцы проводят в вашем лагере, господин директор.

— Так они ж нигде не работают, как же они могут бастовать?

— Я имею в виду голодовку, господин директор. Может, вы станете возражать? Имейте в виду, нам кое-что известно.

— От кого у вас информация?

— Вы готовы со мной разговаривать или нет? Я ведь могу и написать, что директору лагеря Пельферино ничего не известно ни о какой голодовке. Посмотрим, что получится, когда весь город начнет об этом судачить.

— Пожалуйста, прикройте за собой дверь. И сядьте, пожалуйста, сядьте. Итак, что вы желаете узнать?

Луиджи Руджиеро быстро царапает что-то в своем блокноте. Разговор с директором: группа скандалистов из Восточной Европы, по большей части — бывшие уголовники, более конкретные сведения невозможны. Со вчерашнего дня начали бессрочную голодовку. Их требования: улучшить питание, организовать языковые курсы, досуг. Наглость. Средства выделяются очень скупо. Увеличение расходов невозможно. И вообще все не так страшно. Через день-два все кончится. В лагере — недовольство. Ожидали от Запада большего. Беседы с голодающими исключаются. Нужны люди, которые говорят по-румынски, чешски или болгарски.

На газоне перед главным зданием сидит группа мужчин. Мимо пробегают дети. Громкие разговоры. Отличное настроение. На траве мужчины написали две буквы: L и I.

После обеда репортер возвращается с доктором славистики. Луиджи Руджиеро строчит. Беседа с Константином Р. — одним из вожаков. По-русски, с переводчиком. Верховный комиссариат ООН выделяет лагерю по 10 долларов (надо проверить) на человеко-день. А что остается, то забирает себе администрация. Следовательно, чем больше беженцев, тем больше денег. Беженцев задерживают в лагере дольше, чем нужно. Есть двухлетние дети, которые уже родились в лагере. Если и дальше так пойдет, они, того и гляди, умрут в лагере (цитата из К.Р.).

Луиджи Руджиеро собирает высказывания и отщелкивает несколько пленок. Славист очень ему помог. Вполне довольные, они садятся в машину Луиджи.

— Вы заметили надпись на газоне?

— Да.

— Там было написано LIBE, или, может, я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаетесь.

— А что это значит?

— Понятия не имею. Почему вы не спросили?

— Забыл. Должно быть, это не так уж и важно.

Ближе к вечеру Руджиеро звонит уже из редакции и записывает: информатор в Министерстве внутренних дел. Администрация лагеря, доходное место, куда выгодней, чем управлять тюрьмой. За последние два года уже три директора сняты с должности из-за личного обогащения и коррумпированности.

В тот день, когда «La Сгопаса» публикует репортаж — голодовка идет четвертый день, — появляются и новые журналисты. Женщина из «Corriere della Sera», мужчина из «Osservatore Romano» и бригада телерепортеров. Почему заинтересовался Ватикан? — балагурит журналистка. Католическая миссия действует в этих лагерях очень активно. Мы хотим иметь информацию о том, что здесь происходит. Телевизионщики бегут по газону. Прекрасное освещение. Очень живописно сидят мужчины, многие — по-турецки, другие растянулись на траве, кто на спине, кто на боку, они болтают и курят и вообще пребывают в отменном настроении. А на заднем плане играют дети. Роскошно. Для начала сделаем парочку интервью. Но из них никто не знает ни слова по-итальянски. Ладно, тогда просто сделаем снимки, а они пусть говорят. Тридцать мужчин глядят на репортершу и двух ее коллег. С микрофоном в руке она подходит к одному из мужчин. Да, это штука серьезная, понимаешь, Милан, с ней ты конкурировать не сможешь. Репортерша энергично жестикулирует. Милан поворачивается к остальным. Сдается мне, она хочет, чтобы я что-нибудь сказал ей в микрофон. Румыны и болгары внимательно слушают; румыны понимают отдельные слова из того, что говорит репортерша, а болгары отдельные слова из того, что говорит Милан. Она о чем-то тебя спросила? Может, и спросила, только я наверняка не понял о чем. Чехи смеются. Она такая красивая бабешка, говорю я вам, что надо бы выучить хоть несколько слов по-итальянски. Милан улыбается репортерше, но в микрофон не произносит ни слова. Она повторяет свой вопрос более энергично. С ума сойти, какое освещение.

— Милан, да не ломайся же ты, было бы очень неплохо привлечь на свою сторону телевидение.

— Наивный ты человек. У них телевидение тоже государственное. Не станут же они поддерживать голодовку иностранцев против их правительства.