Краткая история смерти - Кевин Брокмейер Страница 37

Итак, замерзнуть насмерть, или свалиться и сломать шею, или утонуть. Таковы варианты.

Был и четвертый — единственный оптимистичный, который она сумела придумать. Взобраться по веревке и вылезти из расщелины. Спастись.

Или нет. Лори невольно признала, что испытывает соблазн расстегнуть постромки и упасть. Тогда больше не придется тянуть снегоход, бороться, мечтать, вспоминать. Лори представила смерть как приятное таяние. Холод покинет кровь. Будет намного теплее. Никто никогда не найдет ее, не увидит, не будет знать, что с ней случилось, — ну и какая разница? Миру настал конец. Она все равно не встретит ни одного живого человека.

Но Лори знала, что не может позволить себе умереть. Не может упасть. Она должна бороться точно так же, как остальные. Лори чувствовала, что отпустить веревку будет предательством.

Она снова посмотрела вверх. «Плавник» по-прежнему маячил над краем трещины. Лори понимала, что, если она намерена выбраться на поверхность, нужно начать немедленно, иначе ее начнет клонить в сон и остатки сил улетучатся. Длина постромок составляла пятнадцать футов, так что лезть было недалеко. Лори сунула руку в карман, за фонариком, и не нашла его. Наверное, вылетел при падении. Она посмотрела вниз в надежде заметить внизу крошечный лучик света, но ничего не увидела.

Фонарик пропал, но сейчас не стоило об этом беспокоиться.

Она попыталась покрепче ухватиться за веревку, что есть сил вцепившись в нее руками в перчатках. Они скрипели и потрескивали, в складках крошился лед. Сначала Лори решила, что схватилась достаточно крепко, но, как только она попыталась подтянуться, руки соскользнули. Она попробовала еще раз — тот же результат. Перчатки были слишком жесткими. Она поняла, что придется держаться голыми руками, если она хочет выбраться из расщелины. Лори сняла перчатки и сунула поглубже в карманы. К коже прилипла подкладка, но ничего не оставалось, кроме как временно о ней забыть. Она снова взялась за веревку. Кончики пальцев немедленно начало жечь, как будто Лори сунула руки в колючий куст, но через считанные секунды они онемели. Она подтянулась, несколько раз перехватив руками. Мышцы грозили разорваться на сотню лоскутов, но снегоход больше не скользил. До сих пор все шло хорошо. Она преодолела несколько дюймов, силы отказали, и Лори вновь сорвалась.

Она снова болталась на конце постромок, и у нее кружилась голова. Лори схватилась за веревку и опять начала подниматься. Лед внутри комбинезона потрескался, когда она рухнула в трещину, и теперь, пытаясь подтянуться, она чувствовала, как в складках одежды движутся осколки — два тяжелых куска на лодыжках, третий на талии. Они напоминали кольца вокруг гигантских планет.

Значит, она превратилась в гигантскую планету.

Например, в Сатурн.

Лори где-то слышала, что, если спуститься в колодец, солнечный свет не будет виден и созвездия в кружочке неба между камней засияют, как стальные заклепки, даже посреди дня. Лори подумала: хорошо, если бы обратное было возможно. Если бы солнце могло засверкать на небе посреди ночи. Посмотрев наверх, она увидела те же звезды, что и в прошлый раз, и извилистый след северного сияния.

Руки утратили чувствительность. Лори знала, что держится только благодаря натяжению веревки. Она лезла наверх дюйм за дюймом, решительно отказываясь сдаваться. Внизу, по мере того как она преодолевала подъем, образовывалась большая петля. На полпути Лори допустила ошибку, поставив одну ногу в петлю и попытавшись использовать ее в качестве рычага. Веревка вырвалась из кулака, она вновь рухнула на всю длину постромок — и опять начала карабкаться. Каждый звук, который она издавала, катался между стен, как камушек в жестянке. На четвертой или пятой попытке нога уперлась в трещинку, которую Лори приметила раньше. Она расширила ее, пока не поместился мысок ботинка.

Она с облегчением ощущала под собой нечто прочное, и не важно, что опора была весьма сомнительной. Лори немного помедлила, потом перенесла вес на одну ногу и прыгнула.

Этот маневр позволил ей выиграть почти фут. Веревка взвилась, описав дугу, Лори полетела к противоположной стене и чуть не выпустила постромки, но удержалась и подождала, пока не перестала раскачиваться. Край трещины был уже в пределах досягаемости. Она поднялась на несколько дюймов, сделала глубокий вдох, снова подтянулась. Еще пять раз переставив руки, Лори добралась до кромки, ухватилась за землю… но, прежде чем она успела выбраться, лед, за который она держалась, обломился под пальцами, и она свалилась вниз, в расщелину.

Снова она чуть не задохнулась, снова увидела белые пятна, мерцающие в темноте, и услышала, как снегоход подполз ближе к краю трещины и со скрежетом остановился.

Она долго отдыхала, медленно покачиваясь на веревках. Лори не хотела здесь умереть — точнее, она вознамерилась не умирать здесь — и поэтому, усталая, замерзшая и слабая, полезла наверх.

Наконец после двух неудачных попыток она вскарабкалась на всю длину веревки и оперлась на снег. Она отползла от края трещины, пока он вновь не обломился, легла на спину и стала смотреть в небо. Лори плакала. Слезы застывали на щеках, но она не могла остановиться. Было так приятно вновь ощутить под собой твердую землю. Одна звезда, большая, белая, сияла, как электрическая лампочка. Лори позволила слезам течь, а сама пыталась отдышаться. Она не сразу поняла, что это луна.

Она чуть не лишилась сознания от усталости — что означало бы замерзнуть насмерть. Поэтому Лори заставила себя встать и, шатаясь, подошла к задней части снегохода. Она не сразу сумела открыть багажный отсек. Подкладка перчаток изодралась на ленточки при подъеме, и Лори сдернула их зубами. Она не хотела смотреть на руки, ничего не хотела знать, но не удержалась и взглянула. Изодранное мясо на ладонях отставало, словно шкурка гнилого персика, а кончики пальцев, все десять, почернели от обморожения. О Господи. Она возилась с замком и наконец открыла отсек. Луна давала достаточно света. Лори обработала раны антисептическим кремом и заклеила пластырем, найденным в аптечке, потом надела перчатки и поднесла к свету, рассматривая очертания каждого пальца, чтобы убедиться, что они не сломаны и не согнуты в костяшках. Она совершенно их не ощущала.

Чтобы поставить палатку, ушло больше времени, чем она рассчитывала. Лори залезла внутрь и подождала, пока спираль нагреет воздух.

Через несколько минут она почувствовала, как оттаивают волосы и брови. Штаны и куртка постепенно разморозились и облепили тело. Лори знала, что нужно раздеться, прежде чем забраться в спальник, но у нее не хватило сил.

Ночью с гор, завывая, примчался ветер, и, когда Лори проснулась, снаружи было черно от снега, — единая колыхавшаяся масса, никакой возможности вылезти из палатки, не говоря уже о том, чтобы тащить сани. Следующие три дня Лори провела, отсыпаясь и отъедаясь, — она пережидала бурю и слушала прерывистый шум ветра. Кровь медленно возвращалась в капилляры, и от покалывания Лори вздрагивала. Ладони и пальцы постепенно начинали оживать.

На третий день по каким-то необъяснимым причинам она вспомнила маленький парк по соседству, совсем рядом с домом. В центре парка стояли железные скамейки на кирпичных ногах, там была грязная, но всеми любимая площадка, где люди читали книги, выгуливали собак и просили друг друга подписать очередную петицию. Лори прожила в этом районе четыре года, но не помнила, чтобы ей хоть раз довелось побывать в парке в снегопад. Он воплощал весну — лето и осень, наверное, тоже, но преимущественно весну. Кирпичи и железные скамейки нагревались на солнце, а деревья — несколько десятков тенистых дубов, — казалось, вечно были покрыты молодой листвой.