Плач юных сердец - Ричард Йейтс Страница 37

— Нет, скорее уж я сам сноб. Как видишь, в общении с девочками из высших кругов Новой Англии обыкновенный литовский мальчишка из трущоб может оказаться жуть каким снобом — тебя никогда об этом не предупреждали? Видишь ли, мы всегда ощущаем превосходство над вами, потому что у нас есть мозги и воля, а у вас — только деньги. Ну, может, время от времени по одной мы вас еще как-то терпим, но даже и в этом случае всегда будет какая-то снисходительность. Поэтому я действительно думаю, что так лучше для нас обоих. Договорились, Люси? Пока я остаюсь Джеком Хэллораном, у нас будет куда больше поводов для смеха, я обещаю.

Мгновение спустя он был уже на улице, на залитом солнцем просторе, откуда он когда-то пришел. Он направлялся на холм, к общежитию, как минимум половину которого к тому моменту заселяли разные девушки.

Но он вернулся в тот же вечер, как только стемнело, и сквозь дверь с проволочной сеткой можно было различить лишь огонек его сигареты. Когда она впустила его на кухню, он, казалось, не чувствовал никакой необходимости в извинениях — разве что извинение скрывалось в том, как он моргнул и пробормотал: «Люси», перед тем как ее поцеловать. Потом он сказал:

— Послушай, детка. Я теперь буду работать каждый день, а ночью мне, конечно же, появляться не следует, потому что это расстроит Лауру, так что я вот что подумал: у меня отличная комнатка на втором этаже в общежитии — я там один, и на двоих места хватит. Сможешь ты время от времени туда приходить?

— А там есть отдельный вход?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ведь мне каждый раз придется проходить через все общежитие, а там люди…

— Да это не имеет значения; они ничего не заметят, а даже если заметят, какое им дело? Они все очень милые.

В общежитии Люси никогда раньше не бывала. Здесь пахло пылью и старым деревом, а в полутемном зале на первом этаже, где обедала труппа, все еще стояло тепло и запахи кухни: на ужин сегодня явно была печень с беконом.

Наверху она обнаружила, что люди здесь живут совсем без перегородок: кровати помещались у стен через определенный интервал, как в казармах. Кое-где особо стеснительные пытались создать себе укромный уголок, занавесив кровать простынями и одеялами, но эти жалкие укрытия только привлекали к себе внимание: большинство членов труппы явно не видели в открытой жизни особых неудобств. И теперь многие из них подтягивались из разных углов этой большой светлой комнаты к своим компаниям, откуда доносились разговоры и то и дело раздавался смех. Кое-где можно было заметить человека среднего возраста, но в основном лица были очень молодые, и Люси, с присущей ей осторожностью, решила обратиться со своим вопросом к юноше, а не к девушке:

— Простите, не подскажете, где я могу найти мистера Хэллорана?

— Кого?

— Джека Хэллорана.

— А, Джека! Вот там.

Посмотрев, куда указывал юноша, она поняла, что могла бы с легкостью справиться с этой задачей самостоятельно: никаких других дверей здесь просто не было.

— Привет, девочка, — сказал Джек. — Садись пока. Еще минута, и я буду в полном твоем распоряжении.

Он стоял в одних брюках перед зеркалом, висевшим над крохотной раковиной, и брился электробритвой. Сесть можно было только к нему на кровать — точно такую же узкую, как и у всех в общежитии, но Люси все равно не хотелось садиться. Она ходила туда-сюда, как жилищный инспектор, подробно изучая все, что попадалось ей на глаза. В комнатке была уборная, вернее, каморка с унитазом; было окно, из которого днем, вероятно, открывался вид на бен-дуэйновские цветники, а у стены стояли два покосившихся чемодана — большие и дешевые; старые, изрядно испачканные и потрепанные, они смотрелись весьма неприглядно. Разве можно было подумать, увидев эти удручающего вида сумки на автобусной остановке, что они принадлежат молодому, талантливому и целеустремленному актеру и режиссеру, едущему куда-то по делам? Это вряд ли; в их печальном виде с первого же взгляда читались признаки нужды и несостоятельности — с таким, наверное, багажом кочуют из штата в штат истрепанные жизнью негры, перебивающиеся с одной социальной программы на другую.

Когда она села все-таки на кровать, ее внимание привлекла входная дверь: в ней имелась большая замочная скважина — из тех, в которые в старину любили подглядывать, но большого старомодного ключа в этой скважине не было; и примерно в тот же момент она почувствовала, что от тихого монотонного звука электробритвы у нее сводит челюсти.

— А ключ есть? — обратилась она к нему.

— А?..

— Я спрашиваю, есть ли у тебя ключ от двери?

— А, конечно, — откликнулся он. — Где-то в кармане.

Бритва наконец замолчала, и он убрал ее. Он запер дверь, причем не без некоторого труда — ему пришлось несколько раз дернуть за ручку, чтобы убедиться, что дело сделано, — а потом сел на кровать и обвил ее одной рукой.

— Я успел забрать себе эту комнату, когда еще ребята не приехали, потому что знал, что мне понадобится свой уголок, но я не знал, что сюда придет такая красавица. И я, кстати, купил нам пива. — Он запустил руку под кровать и вытащил оттуда упаковку «Рейнголд экстра драй». — Наверное, оно уже согрелось, но это ладно. Пиво, оно и есть пиво, верно?

Верно. Пиво было как пиво, кровать как кровать, секс как секс; а кроме того, всем известно, что в Америке бесклассовое общество.

Уже раздевшись, она спросила:

— Джек, а как я отсюда выйду?

— Наверное, тем же путем, что пришла. А в чем проблема?

— Видишь ли, очень долго я у тебя не пробуду, потому что Лауру нельзя оставлять одну, и я на самом деле не уверена, что смогу…

— Разве ты не дала ей здешний телефон, если ты ей зачем-то понадобишься?

— Нет. Не дала. И я на самом деле не уверена, что, выйдя отсюда, смогу смотреть в глаза всем этим людям.

— Ай, Люси, тебе не кажется, что ты слишком уж на этом зацикливаешься? — спросил он. — Расслабься. Если у нас и так мало времени, может, нам лучше прямо сейчас им воспользоваться?

Что они и сделали. В каком-то смысле трахаться на узкой кровати было даже лучше, чем на двуспальной: здесь нельзя было оторваться друг от друга — создавалось впечатление, что двое являются лишь половинками единого изнывающего зверя, охваченного безотлагательной потребностью.

И с последними судорогами этого зверя, когда Люси боялась, что ее беспомощные вскрики слышно на все общежитие, ей на ум впервые за долгие годы пришло шекспировское выражение: «двуспинное чудовище».

— О боже, — сказала она, переведя дыхание. — О боже, Джек, это было… это было абсолютно…

— Я знаю, девочка, — сказал он. — Я знаю. Так оно и было.

Новый театр в Тонапаке начинал свой сезон с легкой комедии («Нечто вроде разминки», как объяснил Джек Хэллоран), и Люси присутствовала на нескольких последних репетициях, сидя в одиночестве в большом, похожем на сарай театре, стоявшем по другую сторону дорога.