Серафима прекрасная - Каринэ Фолиянц Страница 37

* * *

Полина с Виктором шли по парку больницы.

– Я говорила с врачами… Вот уж не знаю, обрадует вас это или огорчит… – начала Полина. – Детей у нее никогда больше не будет! Выкидыш был, операцию ей делали. И уж не знаю: по врачебному ли недосмотру или грех их обвинять, но это приговор. Так что руки у вас теперь развязаны, Зорин! Можете уходить от нее, если сочтете нужным! Мне-то все известно про вашу жизнь, вы уж извините!

– А чего это вы со мной так разговариваете?

– А потому что ты этого заслуживаешь! Ты к ней как относились, Виктор? Как к скотине! Пашет, ну и ладно. Нет, к скотине лучше относятся! За ней хотя бы смотрят нормально! Поят, кормят… А Сима… Она для тебя чем была? Источником дохода? Живым толкачом? Да ты бы без нее спился и умер под забором.

– Да вы что несете, Полина Сергеевна?

– То, что есть! Что, правда глаза колет? Ты даже не задумывался никогда, кто рядом с тобой! Что это за человек, что за женщина. А женщина она замечательная! – завелась не на шутку Полина. – Таких поди поищи! И ты ее просто не стоишь.

– Вы не в свои дела не лезли бы. Сами разберемся! – буркнул он.

– А я буду лезть! Потому что люблю ее! Потому что она – личность! Все на свои плечи взвалила и не жаловалась никогда! И тебе была предана! А ты? Ты предан ей? Ты хоть знаешь, о чем она мечтала?

Виктор пожал плечами:

– Так ведь она все молчит больше! Она говорит мало, как же я пойму? Я мысли читать не умею.

– Эх ты, молчит! Чего с тобой общаться, ты же слушать не умеешь! Ты свою жизнь только на удовольствие и расходуешь. А что человеку с тобой рядом тяжко, никогда не замечал! – махнула рукой женщина.

– Это она вам такое сказала?

– Нет, она жаловаться не умеет. И жалеть себя не дает! Это я поняла и без слов.

– А про что Сима мечтала-то? Про дочку? – вдруг спросил он.

– Про дочку. Про свой завод конный. Лошадей она любит, Зорин!

– Точно! У нее же отец конюхом был! – вспомнил Витя. – Я с детства помню! Полина Сергеевна, какие теперь лошади! Ферма сгорела дотла!

– Молчать будешь? Ты же знаешь, кто поджег, – посмотрела она на него с укором.

– Я в милиции был. На Леньку дело завели уголовное. Я ему так не спущу в этот раз.

– Ну и правильно. Мне ехать пора. Жену береги. Не будет у тебя второй такой Серафимы. Знаешь, как говорится: «Что имеем не храним, потерявши плачем!» Симе ни слова, – попросила Полина.

– Да понял…

– Эх, Зорин, Зорин… Может, выйдет из тебя еще человек. Дай-то бог!

Ленчика допрашивал следователь.

– И ссоры у вас в тот вечер с Зориным не произошло?

– Да какая такая ссора, начальник. Он дружбан мне, денег дал для мамы. Он мне как родной! Чтобы я родному стал хозяйство палить? Ты за кого меня держишь, а?

– А вот потерпевший утверждает обратное. Вы угрожали ему. Он ударил вас. Вот тогда ночью вы прокрались во двор Зориных и подожгли хозяйственные постройки! Ведь все было именно так?

– Да чё ты лепишь в натуре? Я выпил да уснул дома. Мать подтвердит!

– Сказала уже – не было тебя в тот вечер дома! – Следователь грозно посмотрел на Леньку.

Тот сплюнул:

– Карга старая. Да чё она помнит, у нее головы уже нет!

– Все она помнит. И еще есть свидетели, как ты нес по деревне ночью канистру с бензином.

– Кто видел, кто?

– Не ори, рассказывай все по-доброму.

Ленька свернул огромный кукиш.

– Во видел? А Витьке передай: выйду с зоны – попишу так, что страшней своей бабы станет!

– А ты ему сам скажи! Зорин! – громко позвал следователь.

Витя вошел в кабинет.

– Можешь не повторять, Ленчик. Слышал все, дверь тут тонкая. – Он размахнулся и ударил Ленчика под дых так, что тот пошатнулся. Еще один удар. И еще…

– Все, все, Вить, хорош! Хорош, говорю! – остановил следователь. – Уведите подозреваемого! – крикнул он охраннику.

Вошли двое конвоиров. Заломав Ленчика, повели его к выходу. Он обернулся в дверях:

– Пригроблю ведь, Витька! Не сейчас, так потом!

– Иди-иди, не боюсь!

Дождавшись, когда Ленчика выведут, следователь вздохнул:

– Слушай, Вить. За решетку-то мы его упечем. А ведь выйдет и вправду прирежет!

– Кишка тонка! Да и не боюсь я ничего, товарищ капитан! И так я жизнью весь перерезанный…

Грузовик, кирпичом груженный, едет по улицам деревни. В кузове Серафима сидит на груде кирпича. Рядом архитектор.

– Мы тебе новую ферму отгрохаем, лучше прежней! Что, не веришь? – спрашивает Василий Аркадьевич.

– Это как получится. Мне лишь бы лошадкам крышу над головой построить! У меня тут новые кони скоро появятся!

– Ну и отлично! Не волнуйся, у меня получится обязательно лучше прежнего. Я ж твой должник. Ты мне, считай, Машу сосватала! А она – чудо! В пятьдесят пять лет впервые понять, что такое чудо дорогого стоит!

– Так ведь лучше поздно, чем никогда, Василий Аркадьевич!

– Шутить начала – значит, на поправку идешь! – обрадовался архитектор. – А как ферму отстроим, я тебе и дом обновлю! Сделаем тебе спальню – одну, но большую-большую, чтобы помещался в нее этот… Как его сейчас называют, о, сексодром! Ну, кровать такая здоровая!

– Да на кой он мне? – засмеялась Сима.

– В твоем возрасте самое оно, то, что доктор прописал.

– На кой ляд мне сексодром, если секса нету! – сказала Сима правду.

– Это как же нету! – удивился архитектор.

– А вот так, нету. Долг есть. Работа есть. Сын есть. Вроде как муж есть. А секса нету.

– Чего-то ты мудришь!

– И не думаю. Я женщина простая, как три копейки. Что на уме, то на языке. И знаете, вот что я вам скажу: нету этого сексу, а я и не жалуюсь! У меня на него все равно времени не хватило бы! Ну вот, приехали!

Грузовик проехал мимо соседок-сплетниц.

– Опять Симке кирпич повезли, – сказала первая.

– Только сгорела, а уже строится!

– Кредит, говорят, в банке взяла.

– А отдавать с чего будет? У ней же все дотла сгорело!

– Дотла-то дотла, а голова цела! При такой голове и пожар переживешь, и наводнение…

– Это точно. Вот моя Танька – будь хоть в пол-Серафиминого ума – не разбежалась бы с мужем. А то дура дурой. Тридцать пять лет, детей трое, а сидит на бобах!

– Не! Симка бы те бобы вытащила да на обед сварила! О как!