Билли Батгейт - Эдгар Доктороу Страница 37

Когда я закончил свой рассказ, она не проронила ни слова, а лишь протянула мне бутылку вина. Я запрокинул голову, чтобы сделать глоток, а когда снова посмотрел перед собой, ее уже не было рядом, она скользила вниз по влажному склону, цепляясь за выступы скал и маленькие сосенки, росшие в расщелинах. Я лег на живот и стал наблюдать. Проделав две трети пути, она исчезла в тумане.

А вдруг она сотворит какую-нибудь глупость? Вдруг на нее мой рассказ так подействовал? Я ведь еще не все рассказал: например, я умолчал о том, что, когда Ирвинг говорил с капитаном буксира наверху, Бо Уайнберг упросил меня спуститься вниз и посмотреть, что там с ней. Я выполнил просьбу, но услышал немного, внизу шум от двигателя был сильнее. Несколько минут я простоял у каюты, куда мистер Шульц отвел ее, а потом возвратился в рубку и сказал Бо, что все в порядке, что мистер Шульц ходит взад-вперед по каюте и убеждает ее в своей правоте. Я, конечно, сказал ему неправду.

— Хочешь жить? — орал мистер Шульц. — Так вот, мисс Дебютантка, смотри, как выглядит эта жизнь!

А потом какое-то время я ничего не слышал. Я сел на корточки в проходе и хотел было уже уходить, но тут мне пришло в голову приложить ухо к двери, и я вновь услышал его голос.

— Тебе ведь плевать на труп, верно? Если не считать кое-каких мелких деталей, говорю тебе, он умер. Понимаешь? Забудь мертвеца, слышишь? Ты, наверное, уже и забыла, а? Я жду, да или нет? Что? Не слышу!

— Да, — должно быть, ответила она, потому что потом мистер Шульц сказал:

— О-о, это скверно. Очень скверно для Бо. — И он засмеялся. — Вот если бы я был уверен, что ты любишь Бо, я бы мог еще и помиловать его.

Я схватил ее юбку, встряхнул, швырнул в ущелье и смотрел, как она опускается и исчезает в тумане. Чего я ожидал? Что она найдет ее, наденет и заберется наверх? Смысла в моем поступке не было. Я встал и начал спускаться спиной к ущелью. Это оказалось труднее, чем представлялось вначале; едва голова моя скрылась за кромкой обрыва, первый же корень, на который я поставил ногу, сломался, и я чуть не свалился вниз. Мне не нравилось глазеть на скалистую поверхность всего в каких-нибудь трех дюймах от моего носа. Локти и коленки я изодрал в кровь. Я спускался в какой-то панике, не знаю, чего я боялся, — то ли того, что она убежит от меня, то ли того, что кто-то найдет ее, схватит и сделает ей плохо. Вдруг где-то поблизости караулит лесной маньяк? Более того, мне казалось, что она сама отыщет его и, несмотря на его очевидно гнусные намерения, начнет жаловаться ему на свою жизнь прямо в грязной дыре, которая служит для него обиталищем. Руки мои измазались в сосновой смоле, и мне стало легче держаться за скалы. Солнце жгло спину, и, чем ниже я опускался, тем жарче становилось. Добравшись до широкого уступа, я решил передохнуть, шум воды напоминал грохот ссыпаемого по желобу угля. Слезть с уступа оказалось труднее, чем забраться на него. Ниже сосенки встречались пореже и были поменьше. А вскоре они и вовсе исчезли, и я держался, только цепляясь пальцами за выступы в скале и нащупывая трещины кедами. Вдруг потемнело, стало прохладно, и под ногами у меня оказался валун, по валунам я спустился на самое дно ущелья и стоял там в белом тумане, а над моей головой едва пробивалось сквозь толщу тумана размытое бледное солнце.

Водопад шумел в двадцати-тридцати ярдах справа от меня, это был последний, не видимый сверху и самый высокий водопад из целого каскада. Тут меня осенило, что ущелья создаются падающей водой, открытие не ахти какое, но ведь для меня это была, по существу, первая встреча с девственной природой. О динозаврах я тоже раньше читал, но ведь одно дело — читать, и совсем другое — найти кости вымершего животного. Вода неслась под крутым берегом, сложенным природой из песка и валунов, ширина потока не превышала здесь шести-восьми футов, а справа и слева от меня была и того меньше. Юбка ее лежала на земле в том месте, куда я ее бросил. Сунув ее под мышку, я пошел влево, удаляясь от водопада, и вскоре снова прыгал с валуна на валун над кипящей водой; у меня возникло чувство, будто я спускаюсь в глубины земли, за поворотом внизу открылся скалистый уступ в форме наконечника огромной стрелы, а на этом уступе кучкой лежали ее одежда, туфли и носки. Я спрыгнул вниз и, подбежав к краю, увидел затон чистой темной воды; если не считать серебряной ряби потока в дальнем конце, вода была совершенно спокойной.

Мне казалось, я смотрел на эту воду так долго, что, если там кто-то и был, то он должен был или уже показаться на поверхности, или утонуть. Я в ужасе скинул кеды, рубашку и приготовился прыгнуть в воду, плаваю я паршиво, но чувствовал, что прыгну, если потребуется, только в этот момент она показалась на поверхности и закричала или набрала воздух с шумом, который походил на крик, а потом раскинула руки и легла на воду, груди ее вздымались над водой, а ноги опускались в темную воду, становясь все тоньше и тоньше.

Вскоре ноги ее совсем исчезли, она потрясла головой и пригладила волосы. Потом поплыла на боку, скрылась из виду и минуту спустя появилась там, где я ее не ожидал, — она карабкалась на уступ, бледная, мокрая, дрожащая, с посиневшими губами. На меня она посмотрела так, словно не узнала. Я скатал свою рубашку и принялся растирать Дрю Престон, она стояла, сжав колени и прикрыв груди руками; я растер ей плечи и спину, ноги, а поколебавшись, и ягодицы, потом ноги спереди, а она все дрожала от холода. А затем во второй раз в жизни я наблюдал, как одевается миссис Престон.

На обратном пути она почти все время молчала. Мы шли по дну ущелья, ручей постепенно сошел на нет, ущелье раздвинулось и наконец вовсе исчезло, слившись с окружающим лесом. Потрясенный, я не мог начать разговор сам, я ждал, что это сделает она, мы стали кем-то вроде сообщников, правда условно, будто мне еще надо было сначала подрасти, потому что пока я глупый, маленький несмышленыш. Мы снова углубились в коричневый сосновый лес, нашли просеку и вышли к опушке. Она сказала:

— Он вправду попросил, чтобы ты защищал меня?

— Да.

— Как странно, — сказала она.

Я не ответил.

— Я хочу сказать, странно, что он думал, будто я не могу позаботиться о себе сама, — уточнила она. Нагнувшись, она сорвала маленький голубой цветок, похожий на колокольчик. — И ты обещал ему?

— Да.

Она подошла ко мне и повесила цветок мне на ухо. Я не дышал, пока она не отняла руку. Казалось, она постоянно, независимо от вашего присутствия излучала неизъяснимое очарование, эта миссис Престон.

— Замри, — сказала она. — Ты прелестный чертенок, неужели тебе никто об этом не говорил?

— Говорили, — ответил я. Несколько минут спустя мы съехали на пятках по лесистому склону и оказались на грунтовой дороге, а затем и на мощеной, которая вела вниз по холму в Онондагу. Я шел сзади, так мне было легче разглядывать ее в солнечном свете. Волосы ее утратили волнистость, они ссохлись, сохранив бороздки от пальцев. На лице ее совсем не осталось косметики, полные губы обрели свой естественный цвет, а кожа — обычную розоватость. Она по-прежнему не улыбалась, глаза у нее от воды покраснели. Когда мы подходили к отелю, она спросила, есть ли у меня девушка, я ответил, что есть, она сказала, что, хотя она и не знает мою избранницу, девушка эта — счастливый человек; правда, когда она спрашивала, я чувствовал вину, потому что думал не о маленькой Бекки, которая казалась мне невзрачным ребенком, а только о самой миссис Престон. Я боялся ее, мою лесную проводницу, как же много она открыла мне, мой вожатый со свистком на веревочке; я впервые понял, какая они с мистером Шульцем пара, она обнажалась ради профессиональных убийц, воды, солнца, ее раздевала сама жизнь, я понял, почему она пошла с ним, тут не было ничего общего с обычной жизнью отцов и матерей, никакой любви, они трахались и убивали, но жили они не во вселенной любви, а в громадном, пустом, гулком, гудевшем от ужаса взрослом мире.