Блондинка. том I - Джойс Кэрол Оутс Страница 37

1

— Знаешь, что я думаю, Норма Джин? Тебе пора замуж!

Эти веселые и удивительные слова вылетели неожиданно — так бывает, когда включишь радио и оттуда вдруг грянет музыка. Она не собиралась произносить их. Она была не из тех женщин, что старательно обдумывают каждое свое высказывание. Она узнавала, что собиралась сказать, только когда слышала, что произносит это. Она редко сожалела о своих словах, потому что просто сказать — это еще ничего не значит. Разве не так? А уж сказано — все равно что сделано. Слово не воробей, вылетело — не поймаешь. Она распахнула затянутую сеткой дверь на заднее крыльцо, где стояла гладильная доска и гладила девушка. Корзина с бельем почти уже опустела, и над головой, на проволочных вешалках, болтались рубашки Уоррена с короткими рукавами, и Норма Джин улыбалась Элси.

Она то ли не слышала ее, то ли слышала, но не поняла, то ли просто приняла слова Элси за шутку. Норма Джин в коротеньких шортах, топе в черно-белую горошину, открывающем верхнюю часть округлых молочно-белых грудей, босая. На лбу блестят мелкие капельки пота, на ногах и под мышками — тонкие светлые волоски, а кудрявые непослушные пепельнобелокурые волосы стянуты косынкой Элси, чтобы не падали на лоб и лицо. Ну просто солнечная девушка! Прелесть, а не девушка. Всегда такая радостная и веселая. Совсем не похожа на других девушек, которые, если даже подойти к ним с улыбкой, таращатся и кривятся, как будто ты собираешься их ударить. Чем похожи на малышей, и мальчиков, и девочек, которые могут даже описаться, если неожиданно подкрасться к ним. Но Норма Джин совсем не такая. Норма Джин вообще ни на кого не похожа.

В том-то и проблема. Норма Джин — особый случай.

Она живет с ними вот уже восемнадцать месяцев. Делит комнату на втором этаже с девушкой, кузиной Уорренов, которая работает на «Рэдио Плейн Эркрафт». Она понравилась им с первого же взгляда. Можно даже сказать, хотя это было бы, наверное, преувеличением, они почти полюбили ее. Потому что она разительно отличалась от всех остальных детей, которых присылали к ним сюда. Тихая, но внимательная, всегда готовая улыбнуться, всегда хохочущая над шутками (а в доме Пиригов, уж чего-чего, а пошутить любили, будьте уверены!). И не гнушалась никакой работы по дому и иногда выполняла работу за других ребятишек. И в чердачной комнатке на ее половине всегда было чисто прибрано, а постель застелена так аккуратно, как учат только в сиротском доме. И еще, садясь за стол, она всегда опускала глаза и произносила про себя молитву. Хотя все остальные молчали. И кузина Уоррена Лиз всегда смеялась над ней при этом и говорила: «Чего бы тебе не стать на колени, раз ты так уж любишь молиться. Да выпендривается она просто, вот что!»

Но сама Элси никогда не смеялась над Нормой Джин. Эта девочка так робка и труслива, словно маленькая мышка, попавшая на кухне в мышеловку, так и тащится по полу вместе с ней, так и бьется, стараясь вырваться. Да она безобиднее таракана, которого Уоррен безжалостно давит каблуком, или той мухи, которую сейчас хочет прихлопнуть мухобойкой Элси. И смотрит так, словно наступил конец света, уже не говоря о том, что всегда выбегает из комнаты, стоит только заговорить о чем-нибудь страшном (ну, к примеру, о том, что происходит на войне или как люди заживо сжигали себя во время марша мира). И еще, бедняжка, вся так и сжимается, помогая Элси резать и ощипывать цыплят, но Элси никогда над ней не смеялась, нет. Элси всегда хотелось иметь дочку, а Уоррен ни за что бы не согласился брать к себе приемных детишек, когда б не нужны были деньги, просто позарез. Уоррен был из тех мужчин, что хотят иметь только своих детей или же вообще никаких. Но даже он и то всегда отзывался о Норме Джин добрым словом. Так разве можно говорить ей сейчас такое?

Все равно что свернуть котенку шею. Но, видит Бог, девочке это действительно необходимо.

— Да. Просто я подумала, тебе пора замуж.

— Тетя Элси! Вы что!

Чье-то пение доносилось из маленького пластикового радиоприемника на крыльце, уж очень знакомый голос, кто же это?.. Карузо. И Элси сделала то, чего никогда прежде не делала. Подошла и выключила радио.

— Ты когда-нибудь думала об этом? Ну, что неплохо было бы выйти замуж? В июне тебе уже шестнадцать.

Норма Джин, растерянно улыбаясь, смотрела на Элси, в опущенной руке повис тяжелый железный утюг. Даже в растерянности девочка сориентировалась: успела убрать раскаленный утюг с гладильной доски.

— Сама я вышла замуж почти в том же возрасте. Правда, были кое-какие обстоятельства…

— 3-замуж?.. — пробормотала Норма Джин. — Я?

— Ну, — расхохоталась Элси, — не я же! Мы же не обо мне говорим!

— Но у меня… даже нет постоянного парня.

— У тебя слишком много парней.

— Да, но постоянного нет. И потом я ведь не в-влюблена.

— Влюблена? — снова рассмеялась Элси. — Ну, влюбиться ты всегда успеешь. В твоем возрасте влюбляются быстро.

— Вы меня дразните, да, тетя Элси? Нет, скажите, правда, вы меня просто дразните, да?

Элси нахмурилась. Нашарила в кармане пачку сигарет. Она была без чулок, но в домашних тапочках, испещренные мелкими венами бледные ноги все еще сохранили стройность, если не считать опухших колен. На ней был дешевый ситцевый халатик на пуговицах спереди, не слишком чистый. Она сильно потела, из-под мышек пахло. Она не привыкла к тому, что в доме кто-то смеет подвергать ее слова сомнению, за исключением Уоррена Пирига, разумеется, и принялась нервно сгибать и разгибать пальцы — скверный признак. А что, если сейчас я влеплю тебе пощечину, ты, наглая маленькая сучка? Еще притворяется, что сама невинность!

Ярость захлестнула ее так внезапно! Хотя она знала, нет, разумеется, знала, что уж Норму Джин винить никак нельзя. Винить можно было только мужа, несчастного придурка, да и то лишь отчасти.

Так, во всяком случае, ей казалось. Исходя из того, что она видела собственными глазами. Но возможно, она видела далеко не все?..

То, что она видела, наблюдала на протяжении нескольких месяцев, до тех пор, когда просто уже не могла видеть более и сохранять при этом к себе уважение, сводилось к тому, как Уоррен смотрит на эту девчонку. Кстати, тут Уоррен Пириг был не единственный. Говоря с вами, он как-то странно скашивал глаза, отводил их в сторону, словно вы не были достойны его взгляда, словно он уже успел разглядеть и оценить вас. Даже общаясь с пьяницами дружками, которых он любил и уважал, он всегда смотрел куда-то немного в сторону, туда, где и видеть-то было просто нечего. Ничего такого, что стоило бы его взгляда. Просто ему повредили зрение, левый глаз, еще когда он служил в армии на Филиппинах и занимался там любительским боксом. А в правом глазу зрение осталось стопроцентным, вот он и отказывался носить очки, говоря, что «они его достают».