Орфики - Александр Иличевский Страница 37

Ибица чмокнул и рухнул.

Роман Николаевич встал на колени, склонился над ним. Закрыл ему глаза, встал.

Только выйдя в переулок и снова потрогав за пазухой сверток с деньгами, я выплюнул почти переставшего шевелиться макропода.

В Султановке я Веры не застал. Уже по дороге крепко выпил и не стал сопротивляться, когда генерал налил мне стопку.

Вера вернулась в третьем часу.

Когда увидела нас обоих за столом, сверкнула глазами, схватила и унесла бутылку. Вернулась.

– Ты как добралась? – спросил я.

– На такси.

– Не езди в такси так поздно, пожалуйста.

– Тебе-то что?

– Правда, Верунчик, мы беспокоимся, – очнулся генерал, дремавший, свесив голову на грудь.

– Беспокоитесь? Не надо обо мне беспокоиться, я сама о себе побеспокоюсь.

– Нет, родная, – сказал я, – теперь ты не только за себя отвечаешь. Теперь нас трое, любимая…

И тут Вера взорвалась, слезы брызнули у нее из глаз, и она кинулась наверх, в свою комнату.

Там я ее и нашел, лежащей на постели, содрогающейся от рыданий.

– Вер, а Вер, – сказал я, садясь рядом. – Смотри, что я принес. – И положил ей на руку пачку денег.

Она оторвала мокрое лицо от подушки.

– Да пошел ты, – она ударила меня по руке, и деньги густо рассыпались по полу.

Я вернулся к генералу и один допил бутылку.

Очнулся я уже среди бела дня и долго не решался открыть глаза от раскалывающей голову боли. Но собрался, поднял себя и, не одеваясь, пошел в парк. Там я упал в пруд, забарахтался и выскочил из него по колено в иле.

Стуча зубами от холода, я поскакал в дом. Генерал сидел на крыльце в кресле-качалке. Он поднес мне стаканчик портвейна и бутерброд. Опохмелившись на ходу и кое-как отерев о траву ноги, я залез под душ. Когда вышел, встретил Веру в кухне, она наливала себе чай.

– Завтра мне будет нужна твоя помощь, – сказала она.

– Хорошо, любимая. Что за дело?

– Мне в больницу надо. Отвезешь, заберешь вещи, потом привезешь обратно.

– А что случилось?

– Это по женской части, – сказала Вера.

– Как скажешь, – подошел я к ней и припал губами к ее руке, решив, что в неведомом женском мире в случае беременности полагается регулярно наблюдаться у врача.

– Завтра с утра, – сказала Вера, когда я, прежде чем бежать на станцию, пришел к ней попрощаться.

Макроподов в аквариуме оставалось только два, и выбирать долго не пришлось – я взял того, что казался крупнее.

Стрелки в тот день не задались. Все были мелкие фактурой и трусливые, тревожные: трясло их крупной и мелкой дрожью. Особенно бритоголового парня с выпуклой грудной клеткой и толстыми губами, которыми он ловил воздух при каждом нажатии курка. Этот соскочил быстро и как-то странно – никто так высоко не подпрыгивал, его будто током ударило. И коротконогий тоже отвалил легко, земля ему пухом, только ойкнул и всё, обмяк и откинулся на спинку.

Против меня вышел лысоватый мужик, старше остальных, с темными мешками под глазами. И тут я занервничал, ибо в глазах его совсем не было страха, только мрачная усталость. На меня он посмотрел без интереса.

Я прижал языком макропода – рыбка дернулась; я чуть успокоился, потому что мне уже стало казаться, что он там, за щекой, неживой. И тут началось главное:

– Москва, аэропорт «Домодедово», тридцать семь трупов, полторы сотни раненых, – взвыла Красная Москва.

Щелк.

Щелк.

– Эльбрус, карательный отряд, двенадцать трупов.

Щелк.

Щелк.

Поначалу стрелок жал курок с ожесточенностью, но скоро успокоился. Стал посматривать на Красную Москву, которая в этот раз была совсем не здесь, а где-то на своем персональном шабаше…

Роман Николаевич дирижировал игроками как-то более нервно, чем обычно, видимо, ставки на меня давно уже зашкалили. Он тщательней проверял закладку патронов, жестче прокатывал барабан. Я жал макропода, мне казалось, что он отключился, и от рыбьего вкуса меня подташнивало.

– Нелидово, крушение скорого поезда, сорок трупов.

Щелк.

Щелк.

– Литвиново, электричка, крушение, восемнадцать трупов, полсотни раненых.

Щелк.

Щелк.

– Батайск, тепловоз врезается в школьный автобус, девятнадцать трупов.

Щелк.

Щелк.

– Угловка, крушение скорого поезда, двадцать восемь трупов, сотня раненых.

Щелк.

Щелк.

– «Пулково», самолет разбивается при посадке, тринадцать трупов.

Щелк.

Щелк.

– Ленск, самолет бьется в гору, тринадцать трупов, мороженая рыба.

«Господи, думаю я, почему мороженая рыба?» – и снова придавливаю макропода… он не отзывается.

Щелк.

Щелк.

– Махачкала, самолет бьется в гору, пятьдесят один труп.

Щелк.

Щелк.

– Бугульма, самолет об землю, сорок трупов.

Щелк.

Щелк.

Рука стала дрожать.

– Иваново, аэропорт, самолет об землю, восемьдесят четыре трупа.

Щелк.

Щелк.

– Иркутск, самолет об землю, сто двадцать пять трупов.

Щелк.

Щелк.

– Сибирь, самолет в штопор и об землю, семьдесят пять трупов.

Щелк.

Щелк.

– Хабаровск, самолет об землю, девяносто трупов.

Щелк.

Щелк.

Макропод не отзывался.

– Шпицберген, самолет об гору, сто сорок трупов.

Щелк.

Щелк.

– Черкесск, самолет разрушился в воздухе, пятьдесят трупов.

Щелк.

Щелк.

– Иркутск, самолет об землю, сто сорок пять трупов.

Щелк.

Щелк.

– Новороссийск, ракета сбивает пассажирский самолет, шестьдесят пять смертей.

Щелк.

Щелк.

– Сочи, самолет падает в море, сто тринадцать.

Щелк.

Щелк.

– Иркутск, самолет врезается в забор за посадочной полосой, сгорают сто двадцать пять человек.

Щелк.