Райский сад первой любви - Линь Ихань Страница 37

Ли Гохуа редко ошибался в людях, а вот в Го Сяоци ошибся.

После того как Ли Гохуа выставил ее из своей тайбэйской квартирки, она пустилась во все тяжкие на сайтах знакомств.

Ей было легко познакомиться с множеством мужчин. Сначала речь даже не шла ни о каких длительных отношениях, она просто встречалась с ними в маленьких гостиницах. Сяоци очень упрямая девушка, даже слишком упрямая. Всякий раз, когда она спускалась в метро, чтобы ехать к назначенному месту встречи, ветер на перроне раздувал ее юбку, а в душе словно бы звучали строки: «Ветер свистит, вода в Ишуй холодна» ^[74]. Некоторые из этих мужчин начинали вонять, стоило им снять штаны, у других же изо рта несло сильнее, чем от белья. Но именно этого и жаждала Сяоци. Она стремилась сама себя унизить. Она не понимала, что потратила кучу времени, чтобы принять демона, а он взял да и бросил ее. Она знала, что даже грязь – это еще не самое грязное и даже грязь может ее отвергнуть. Ее изгнали из ада, а что может быть отвратительнее и мучительнее, чем ад?

Большинство мужчин при виде нее очень удивлялись, поскольку до встречи предполагали, что в своей анкете Сяоци занизила вес или преувеличила окружность груди. Один новый знакомый даже начал читать ей проповедь, мол, такая молодая и красивая, зачем же? Сяоци распахнула глаза и спросила: «Зачем что?» Мужчина перестал выступать и молча начал раздеваться. Каждая такая встреча с незнакомцем становилась временем высоких нот, которые постепенно заглушили то, о чем учителя рассказывали в классе.

Один мужчина отвел ее к себе. Стены в доме были полностью из черного керамогранита, а черный диван из телячьей кожи казался таким мягким, будто бы в нем можно утонуть. Мужчина уткнулся лицом ей в шею. Сяоци наклонила голову, почувствовала запах телячьей кожи и подумала: «Какая роскошь». Вот уж не ожидала, что еще большей роскошью окажется то, как мужчины будут унижать ее. Новый знакомый слегка задергался, когда кончил, как будто понимал, что мыслями она не здесь, и боялся отвлечь. Откатившись в сторону, первое слово он произнес по-английски. Господи. Он протянул это «Господи-и-и-и-и» так, словно в большом доме звал давно знакомого слугу. Сяоци рассмеялась, услышав это.

Как-то раз Сяоци пошла выпить в один известный ресторан. Владелец ресторана наливал алкоголь, надев на бутылку железный носик, в итоге при смешивании коктейлей получались великолепные параболы. Сяоци, глядя на его выступающие бицепсы, подумала об учителе. Владелец ресторана вскинул голову и взглянул на нее. Сяоци спросила, до которого часа они открыты. Мужчина ответил: «До утра». Ее так и подмывало спросить, до скольки именно, но она сдержалась. Годы, проведенные с учителем, научили ее терпению. Она просидела в ресторане, пока солнце не начало по капле просачиваться в окно. Почему-то ей вдруг стало казаться, что оконное стекло вовсе не оконное, а от винной бутылки. Мужчина улыбнулся Сяоци: «Ну все, утро. Закрываемся». В ресторане остались только Сяоци, сидевшая за стойкой бара, и он, громко вещавший из-за стойки, словно бы каждый из них вскарабкался на вершину горы, а разделял их не тусклый свет, который проникал в окно, а туман в горах. Хозяин ресторана, как оказалось, жил прямо над заведением.

В другой раз Сяоци даже лица нового знакомого не запомнила, только каштановые волосы и красивые брови, выглядывавшие у нее между ног. Учитель никогда такого не делал. Учитель скользил языком до пупка, а потом останавливался. Сяоци происходящее позабавило. Она уподобилась озеру, на берегу которого люди могут пить воду и умываться. Учитель каждый раз держал ее голову, а она стояла на коленях, как ягненок, сосущий материнское молоко. Она помнила, как крупная ладонь учителя поглаживала кожу головы, ощущение совсем как в салоне красоты, где парикмахер во время мытья волос массировал заодно и голову. Если думать о коже головы, то можно забыть о том, что у тебя во рту. Но после школы Сяоци больше никогда не мыла голову в салонах красоты.

Сяоци вскоре побывала в комнатах пары ребят постарше, которые добивались ее расположения несколько лет. Один парень спросил: «Не хочешь пойти ко мне посмотреть DVD?» Пока он дергался на ней, она выглядывала из-за его шеи, повернув голову, на полном серьезе смотрела фильм и молча заплакала только тогда, когда невинный главный герой и тяжело больная героиня поцеловались. По мере просмотра до нее потихоньку дошла основная разница между жизнью и кино: в фильмах поцелуями все заканчивается, а в жизни, наоборот, с них все начинается.

Она, белея голым телом, смотрела телевизор, и луч света от экрана во тьме комнаты протянул разноцветную руку, чтобы коснуться ее. Парень, чьи черты лица увяли, спросил: «Мы теперь встречаемся?» Ее тело заслонило от него руку телеэкрана, а лицо парня в этот момент напоминало растение в горшке, которое давно не поливали. Он допытывался: «Я тебе нравлюсь?» Сяоци по-настоящему рассердилась только тогда, когда он отнял пульт. Неужели у тебя нет ко мне никаких чувств? Ты мне уже дала, неужели я тебе вообще не нравлюсь? Она вырвала из высохшей руки парня пульт, отвернулась к телевизору и какое-то время смотрела, как белокурый отец в фильме целовал белокурую дочку и собирался спасти ей жизнь. Сяоци подумала: если бы учитель знал, чем я сейчас занимаюсь, он наверняка был бы собой доволен, поскольку понял бы, что я причиняю себе вред. Парень рассердился. Неужели ты просто так со мной перепихнулась? Сяоци повернулась к нему, пробежала пальцами по своим волосам, откидывая их с прекрасного лица, и спросила самым ласковым голосом, какой только ему доводилось слышать: «Разве тебе не понравилось?» Впоследствии эта фраза разлетелась по всей школе.

Сяоци бесцельно бродила по городу и часто видела похожих на учителя людей. У одного были руки учителя, у второго шея учителя, третий одевался как учитель. Внезапно у нее темнело перед глазами, и только на фигуру в черном был направлен сценический свет. На ходу темная рука раскачивалась, приковывая ее взгляд, и Сяоци шла позади как привязанная. Учитель, это вы? Глаза словно бы тащили за собой тело, и она нетвердой походкой подходила вплотную к мужчине. Как будто, ведя рукой по стене пещеры, ковыляла к источнику света. Нет, не он. Зачем вы украли одежду учителя? Почему у вас его руки? Она отрывала взгляд от незнакомца и, стоя посреди улицы, неспешно наблюдала, как людская толпа растворяется в навернувшихся на глаза слезах.

Лучшая подруга Сяоци пригласила ее поужинать. Душу Сяоци сковало ледяное предчувствие, словно она еще не вошла в ресторан под названием «Рисовая каша», как уже про себя выбрала все, что будет заказывать. Синьсинь сказала: «М-м-м… не знаю, с чего начать, но в последнее время в универе про тебя постоянно говорят всякие гадости». Какие гадости? Ну, я слышала, что ты спишь со старшекурсниками, разумеется, я разозлилась и ответила, что ты не такая. Сяоци положила руку на панорамное окно, чтобы в лучах зимнего солнца рука отбрасывала тень. Рука сильно исхудала, а тень получилась еще более тощей и длинной, как сплетни. Сяоци с силой прикусила соломинку в своем напитке. Это правда. Правда? Да, я правда с ними спала. Но зачем?! Это трудно объяснить. Господи, Го Сяоци, ты знаешь, сколько парней утверждают, что ты с ними перепихнулась?! Знаешь, сколько сил пришлось мне потратить, чтобы они заткнулись? А оказывается, это все правда? Но ведь есть же причина! Это случилось по пьяни? Нет, я была трезвая, даже слишком трезвая. На этом месте Синьсинь расплакалась.