Что гложет Гилберта Грейпа? - Питер Хеджес Страница 37

Я-то «лосей» хорошо понимаю. В конце концов, отбить утраченное (в чем бы ни измерялись потери) — абсолютно естественное желание, которое и подталкивает старичков к борьбе за похудение моей матери. Как будто с ее стройностью к ним вернется молодость.

И мне по большому счету фиолетово на всех этих сплетниц, которые, повидав мою мать, кучкуются теперь в двух конкурирующих салонах красоты — «Красотка Барб» и «Прелесть Эндоры» — и перемывают ей кости: мол, Бонни Грейп-то как подурнела, а ведь раньше хоть куда была.

Вчера днем, когда я драил свой пикап, подошла заплаканная Эми:

— В городе из мамы сделали посмешище.

Не иначе как думала, что и я повозмущаюсь. А я такой:

— Да по барабану.

Она только руками всплеснула и бросилась обратно в дом.

К слову, моя мать была в свое время разборчивой невестой. Все городские женихи спали и видели, как бы добиться ее благосклонности, но она слишком долго держала свои сердечные тайны при себе, а когда нацелилась на Альберта Лоренса Грейпа, другие претенденты уже переметнулись ко вторым, третьим, а кое-кто и к пятым-шестым избранницам. Кому охота превращаться в утешительный приз.

Поэтому все женское население города восприняло мамино тройное увеличение в размерах как торжество справедливости.

Вчера я целый час прокручивал в голове идею — лучшую из тех, которые меня посещали. Я хотел заказать у Такера огроменный плакат с надписью «КРУПНАЯ РЫБА БОННИ!». А дальше: арендовать билборды на несколько миль по тринадцатому шоссе и тридцать пятой автомагистрали да и разместить там сообщения о самой удивительной в этих краях семье. Например: «ОТКРОЙ ДЛЯ СЕБЯ ГРЕЙПОВ», «ТАНЦЫ АРНИ: УВИДЕТЬ И УМЕРЕТЬ», «ЭЛЛЕН ГРЕЙП: ЛАКОМЫЙ КУСОЧЕК». Эми, по моей задумке, будет стоять в киоске на продаже попкорна и лимонада, а Эллен предоставит свою розово-голубую спальню под будку для поцелуев; Арни может просто сидеть в кресле, таращиться на посетителей — и пусть угадывают, в каком у него глазу стеклянный протез; Дженис будет водить по дому тщательно отрепетированные экскурсии, сдобренные щепоткой курьезных случаев. Униформа, улыбочка и просчитанные жесты бортпроводницы. Я подвешу в подвале отцовское чучело. На которое будет остолбенело таращиться Ларри, как в тот самый день. Кульминацией осмотра должно стать знакомство с моей матерью. На розданных бумажках все посетители записывают свои догадки относительно маминого веса. Потом я ее бужу; она кое-как поднимается с кровати (тут зрители аплодируют), встает на весы, и масса ее тела отображается на цифровом дисплее. Чей прогноз ближе всех к реальности, тот получает какой-нибудь приз.

За какой-то час я живо представил себе наш семейный бизнес, который способен конкурировать с любым другим. Мне он виделся залогом экономического подъема этого загнивающего городка: поглазеть на нас устремятся туристы со всего света. Бизнес-план даст нам возможность работать в команде, по достоинству ценить свое прошлое и приобщать к нему остальной мир. Все это я растолковал Арни, и он вроде даже оценил.

Вчера за ужином, когда Арни полоскал горло своим «кул-эйдом» под мамины вопли: «Лучше я сигаретами буду питаться, чем этой бурдой», я заржал как конь. Поймал на себе грозный взгляд Эми, а Эллен чуть не всадила мне в руку вилку. Этим двум разве объяснишь, что я себе нафантазировал?

Ну ладно, по крайней мере у меня не поехала крыша, а это уже достижение. Сейчас я более или менее держусь на плаву, потому что с утра до вечера думаю о той девчонке из Мичигана. Ее темные волосы, кожа, запах не дают мне покоя. А взгляд пронизывает меня насквозь, как рентген. Последний раз я видел ее у водонапорной башни, когда Арни укатили в обезьянник. Она явно ждет от меня следующего шага, но мне нечем перебить ее ход с арбузом в песочнице. Так что повременю чуток. Уж коли я ее старше, буду сохранять рассудительность и невозмутимость. Возьму измором.

Скоро перерыв на обед; сегодня четверг, 29 июня — до дня рождения Арни семнадцать дней. Торчу на работе. Мистер Лэмсон чего-то особенно бодрится, прямо живчик. Как заводной крутился со шваброй во второй секции. Я не выдержал и спрашиваю:

— Что за праздник?

А он и говорит:

— В один прекрасный момент человек познает все блага этой жизни.

Его оптимизм настолько заразителен, что именно в этот день я волей-неволей начинаю ловить кайф от перестановки товаров на полках с сухим собачьим кормом.

Прошло несколько минут. Никогда еще собачья еда не была расставлена с таким вкусом. Теперь, правда, от меня несет «Пуриной». Мистер Лэмсон насвистывает какую-то мелодию, и вдруг из-за хлебной полки высовывается миссис Рекс Меффорд:

— Гилберт, на одну секунду.

— Я… это… занят малость…

Улыбка миссис Рекс Меффорд словно говорит: «Я знаю, ты меня боишься, Гилберт Грейп», отчего мне так и хочется залепить ей рот скотчем. Ежегодно миссис Рекс Меффорд, убежденная баптистка, ваяет масляную фигуру коровы, которая представляет наш городок на ярмарке штата.

— Всего на секундочку.

— Мистер Лэмсон вам с радостью поможет…

— Мне нужна помощь с яйцами. Гилберт, ты тут стоишь, чтобы помогать клиентам.

Короче, плетусь я за миссис Меффорд, вдыхая аромат ее духов (ни дать ни взять отдушка моющего средства). На ней блевотно-зеленое платье из синтетики, черные туфли, а на голове — полиэтиленовая шляпка на случай дождя. Осадков в этих краях уж с месяц не было, вот я и не могу понять: эта шляпка призвана типа вселить в окружающих надежду или напяливается на всякий пожарный.

Приглядываюсь. На вид ей лет шестьдесят. Окрашенные в каштановый цвет волосы завиты в мелкие кудельки. Прическа в форме шлема — нередкое в этом городе явление. Выдерживает любую погоду и всегда сохраняет фронтальное положение, даже если ее обладательница то и дело крутит головой.

Плетусь за ней дальше, мимо молока и сыра в секцию яиц. Подняв лист картона, она отщелкивает крышку пенопластовой упаковки:

— Яйца если не битые, так в трещинах.

— Бывает, мэм.

— Неужели?

— Да, яйцу живется несладко.

Разгребаю картонки в надежде отыскать лоток с целыми яйцами.

— Знаешь, Гилберт, яйца похожи на людей.

О боже, только не сейчас. Исподволь отступаю в сторону. Но она хвать меня за руку. Силищи у нее хоть отбавляй.

В магазин зашли двое детей, покупают у мистера Лэмсона сладости. Мне хочется крикнуть: насилуют!

— Все мы — лишь махонькие битые яички, пока не обратимся ко Христу.

Я бубню:

— Прошу отпустить мою руку. Прошу отпустить мою руку.

Сработало. Пятясь назад, заваливаюсь на полки с консервированными фруктами и овощами. А дамочка сияет улыбкой:

— Обратись к Богу, Гилберт. Открестись от ложных идолов и пророков. Бог любит тебя. Ныне и присно.