Башни и сады Вавилона - Дмитрий Лекух Страница 37

Мы видим, что римский народ подчинил себе всю вселенную только благодаря военным упражнениям и своей военной выучке. В чем другом могла проявить свою силу горсть римлян против массы галлов?

Флавий Вегеций Ренат, «Краткое изложение военного дела»

…Он меня, кстати, и разбудил.

Собственной, блин, персоной.

И – ведь не сказать, что не ждали…

…Гладко, почти что до синевы выбритый, с аккуратной легкой сединой в некогда черных как смоль волосах.

Во всем его облике только эта легкая седина и прибавилась со времен нашей последней встречи.

А все остальное – без изменений.

Будто забальзамировали когда-то давно.

А ему ведь уже довольно хорошо за сорок.

Постарше меня будет, – а как, сволочь, молодо выглядит-то!

Прям-таки залюбуешься…

…Все те же неизменные голубые классические джинсы, серый, грубый и колючий свитер.

На одном из кресел валяются небрежно кинутые туда «вечная» куртка и бейсболка от его любимого SI.

Он всегда был диким модником, наш старый, как окаменевшее говно мамонта, и такой же холодный, друг Али.

Вожак, топ-бой, черт бы его побрал.

Лидер.

И в то же время он никогда не любил, чтобы его одежда бросалась в глаза и легко запоминалась.

Понятное дело.

И наши отечественные менты, и копы из других стран, куда он время от времени направлялся бить чужие головы и подставлять свою – они ведь тоже не идиоты.

Вернее, конечно идиоты.

Но не настолько.

И ходит он, если потребуется, все так же бесшумно в этих своих, тоже неизменных и летом и зимой, легких белых кроссовках.

Я, по крайней мере, его не услыхал, пока он меня не окликнул.

И ведь при этом я не спал толком.

Так, подремывал.

А – надо же…

– Привет, – говорит, – что ли, Егор Арнольдович…

И – устраивается поудобнее на широком, чуть желтоватом от времени больничном подоконнике.

А у него там уже, гляжу, и пепельница, позаимствованная непосредственно с моей тумбочки, и все остальные дела.

Сигареты, зажигалка.

И когда только успел?

– И тебе, – кривлюсь, – не хворать, Глеб Егорыч. Или тебя лучше по-прежнему Али звать-величать?

– Да как тебе удобнее, – жмет он плечами, – так и зови. Лично мне, что так что эдак – фиолетово. Слова сами по себе, без того, что ты в них вкладываешь, – ничто, шелуха, форма без содержания.

Я негромко хмыкаю, вздыхаю, деланно-небрежно извиняюсь и валю в сортир типа умываться со сна.

Он благосклонно кивает и не торопясь прикуривает тонкую, щегольскую сигарету.

Разговор, судя по всему, предстоит совсем не простой.

Впрочем, с этим человеком любые, даже самые, казалось бы, простые вещи могут обретать какой-то не всегда ясный смысл: обычно странный и чаще всего немного пугающий. Я ему и в наши лучшие с ним времена особо в глаза не любил засматриваться.

Даже, честно говоря, не знаю, какого они у него цвета.

А ведь дружили некоторое время назад.

Точнее, – приятельствовали.

У таких, как он, с дружбой все… г-к-х-м… слишком консервативно, что ли.

У них друг – это, наверное, даже побольше, чем родственник.

А меня такое положение дел немного пугает.

И уж совершенно точно, – не устраивает.

С бездной – не играют.

С ней – не дружат.

Ее либо избегают, либо в нее падают.

Я раньше думал, что мне этой байды, по счастью, как-то удалось избежать.

А вот сейчас уже и не уверен.

Почему-то…

…Поплескал в лицо холодной водичкой, вытерся грубоватым больничным полотенцем, заодно и успокоился чуть-чуть.