Искушение - Виктор Ремизов Страница 36

– Ты видишь, Лидочка, они никогда не собирают грибы! – Мама Андрея была полная и упрямая, она показывала свою корзинку с сыроежками и маслятами: – А на рынке покупают!

– Так когда им… – заступалась беззлобно теща, у которой в корзинке лежала одна книжка и большой красивый мухомор.

– Ну, Мери научили бы… – настаивала мама.

Приехали музыканты. Они тоже сильно опоздали из-за пробки на шоссе, и пока оркестранты настраивали струнные, трубач – парень лет тридцати вышел с небольшой трубой к бару, встал в сторонке и заиграл что-то джазовое, веселое и притырочное, на самом деле весьма виртуозное. Он начал скромно и негромко, и поначалу господа лишь мельком глянули на него как на новое лицо, не отвлекаясь от своих разговоров. Трубач добавил громкости и радости, гости невольно заулыбались и стали стекаться со своими стаканами, бокалами и рюмками. Любовались приплясывающим весельчаком… но он еще и умел! Выдавал сложнейшие колена и высочайшие ноты, от чего его напряженные губы белели, а лицо краснело, но он только радостнее становился и озорной бесенок еще пуще и веселее начинал скакать в его глазах. Потом он, сделавшись вдруг серьезным и даже озабоченным, не прерывая музыки, снял раструб, скосив глаза, осмотрел его и небрежно бросил в траву, потом, продолжая играть, стал разбирать инструмент, «удивляясь», откуда в нем столько всего, наконец, в его напряженных губах остался один мундштук, который выдавал все такую же веселую негритянскую музыку. Публика аплодировала, не щадя рук.

Это был, конечно, старый трюк, известный музыкантам, но исполнен он был с блеском, юмором и очень большим мастерством. Публика хлопала и радостно обменивалась восхищениями. Вскоре музыкантов уже было двое, флейтист встал рядом, потом явились скрипки, виолончель и контрабас и это была уже музыка-музыка! Публика слушала и любовалась. Играли высокие профессионалы. Смонтировали ударную установку. Музыка была по большей части классическая, известные пьесы, аранжированные к случаю, но играли и современные шлягеры.

Андрей стоял с институтским товарищем, теперь известным в узких кругах финансистом. Миллиардер из российского Форбса, из конца, правда, сотни, но все-таки. Публичным, кстати, Семен никогда не был, поскольку бизнес его был завязан на казенные корпорации.

Он был конченый трудоголик, никогда не был женат и здесь гулял один, по дальним дорожкам с бокалом вина. Иногда разговаривал по телефону. Семен любил две вещи в жизни: деньги и музыку – он был страстный меломан, в его загородном доме стояла ламповая аппаратура, стоившая целое состояние. Сейчас он подошел на звуки музыки:

– Что за люди, Андрей? Очень неплохо, откуда они?

Андрей нагнулся к уху Семена и что-то сказал. Потом посмотрел довольно, типа, ну как?! Семен недоверчиво повернулся на музыкантов и неодобрительно покачал головой:

– Нет, впечатляет, конечно, но… с чего гуляешь? – с некоторым недоумением, все так же приятно улыбаясь, спросил Семен.

– А что не так, Сеня? – обнял его Андрей.

– С чего шикуешь, интересуюсь? Или гостиницы свои пристроил?

– Почти угадал! Все стройки заморозил на хрен! Штат в гостиницах сократил, московский офис – впополам! Вот и гуляю! Тебе, кстати, скажу, может, пригодится! – Андрей взял Семена под руку и повел в сторону, с интересом глядя на товарища. – Я нашел неординарное финансовое решение!

Лицо Семена было серьезно.

– Сидел-сидел со своими аналитиками, думали-думали, и понял я, что никаких разумных решений сейчас принять нельзя! Можно заморозиться, что я и сделал, но на какое время, не скажет никто. Может так случится, что от этой моей «империи» камня на камне не останется: она может оказаться государственной, например, а? Может быть разграбленной бессмысленными и беспощадными голодными и пьяными толпами, и в ней поселятся веселые бомжи! А может просто скиснуть вместе со всей нашей экономикой. Бизнес упал впополам, Сеня! По большинству позиций минусы, продать это за гроши рука не поднимается. Уезжать тоже не хочу, да и с чем ехать? Все гостиницы – он поднял палец вверх! – шестнадцать гостиниц по всей стране – это двадцать лет пахоты – все они здесь, Сеня, в России. Вот я и решил погулять, сколько смогу!

– Это не решение, Андрюша, дурака валяешь… – скривился-нахмурился Семен.

– Ну, не знаю, может, у вас, специальных финансистов, все только лучше? – лукаво, но и не без досады улыбался Андрей.

– Да перестань, кому сейчас хорошо?

– Как кому… «патриотам», у кого все бабло за кордоном! Они сейчас еще подрубят, сколько успеют, и всплывут в Швейцарии, например, – быстро ответил Андрей.

– Андре-ей! – позвал кто-то хозяина.

– Иду!

– Если гуляешь, купи у меня самолет… – Семен ухватил Андрея за руку. – «Сессна», новый!

– О, видишь! Могу поменять на новый «Майбах», на заказ делал, два месяца, как пришел!

Катя не первый раз работала на выезде. Ей это не очень нравилось. На своей территории, а особенно на природе, публика вела себя свободнее, в прошлый раз – гуляла государственная лавочка районного масштаба, «водоканал» какой-то – большинство были бесформенные, безвкусно одетые женщины, и к концу вечера на людей тяжело было смотреть, у них в Белореченске в посадках за магазином происходило похожее. На выезд она соглашалась из-за сверхурочной оплаты, а иногда хороших чаевых.

В роскошном загородном доме Катя оказалась впервые. Все было очень богато, даже не верилось, что в таком доме могут просто жить обычные люди. Публика веселая, очень приличная, Катя обносила гостей закусками, собирала пустую посуду, улыбаясь приветливо. Когда видела среди гостей хозяина дома, старалась свернуть в сторону, чтобы не сближаться – ей было неловко, что нечаянно познакомилась с ним, разговаривала и даже врезалась в него. Он с каким-то непонятным значением смотрел на нее. Катя вспоминала его взгляд и чувствовала, как краснеет. Ей казалось, что она в чем-то виновата.

Когда стемнело и включили освещение, наступил час шеф-повара. Было семь видов шашлыка из разного мяса, на мангале и в тандыре, по-разному замаринованные, они подавались один за другим, с разными соусами, с горячими лепешками и свежей зеленью. Все было невозможно вкусно. Именинник сам выкатил вино и сам наливал, как это делается в грузинских марани – тонким шлангом через отверстие в бочонке. Он прилично набрался, был весел и требовал, чтобы все как следует выпили за его здоровье и чтобы в бочонке ничего не осталось. Поднес стаканчик шеф-повару, Гоча пригубил, поклонился, но пить не стал.

Гоча был доволен, мясо удалось, он расслабился и уже мягче посматривал на своих помощников. Он продолжал жарить, пробовал, отрезая мелкие кусочки шашлыка, однажды, подозвав Катю, попытался подкормить ее, но Катя наотрез отказалась: что вы, Гоча, у меня губы будут жирные. Гоча, с удивлением посмотрел ей вслед и отпил еще вина. И вино было отличное. Гоча посмотрел стакан на свет и удовлетворенно покачал головой.

Было уже двенадцать. Гости прощались с именинником, разъезжались. Вскоре их осталось совсем немного: возле бара и за одним большим столом в дальнем шатре.