Кукольник - Лиам Пайпер Страница 36

– Адам! Его выпишут из больницы через пару дней, – заметила Тесс, но он уже поднялся на ноги, поцеловал ее в щеку и направился к двери.

– Я уезжаю всего лишь на несколько дней. За деда не волнуйся. Он крепкий старый хрыч. В жизни он прошел через куда худшее.

Голод. Хотя боль затмевала почти все иные чувства, оставался еще голод. Когда желудок смирился и тупая боль, вызванная отсутствием пищи, отступила, ее место заняли иные желания. Ему хотелось пить, хотелось получить прохладное полотенце, чтобы унять жар, хотелось тепла и доброты. Когда Аркадий выныривал из своего бредового состояния, он критически оценивал происходящее с ним и понимал, что жизнь его кончена. Рана на груди воспалилась, и его кровь сейчас превращалась в яд. Аркадий чувствовал это, когда был в сознании, и даже еще острее, когда бредил. Лихорадка сотрясала его тело, и в сознании Аркадия мелькали воспоминания о ночах, проведенных с Яном. О том, как Ян улыбался, как его пальцы ласкали Аркадию спину… К своему немалому изумлению, он ощущал, что возбуждается.

Однажды воскресным утром за завтраком, еще до войны, они мучились похмельем. Его друг вслух размышлял над тем, почему всегда чувствуешь себя таким влюбленным всякий раз, когда балансируешь на грани алкогольной интоксикации. Аркадий шутливо предположил, что тело считает, будто бы доживает свои последние часы и поэтому мобилизует все силы ради того, чтобы, повинуясь дарвинистскому инстинкту, передать свой генетический материал очередному поколению. Теперь же, спустя несколько лет, умирая на нарах на чужбине, он вспоминал этот разговор. «Извини, Дарвин, – подумалось ему. – Этому никогда не бывать».

– Извини, – прошептал он тьме и рассмеялся.

Голос из тьмы заорал на него, велев заткнуть свою пасть.

Как абсурдно! Как на тебя похоже! Ты, загибающийся развратник!

Именно это сказал бы Ян, окажись он поблизости. Друг прищелкнул бы языком и с насмешливым неодобрением покачал бы головой. Но, разумеется, он никогда больше не сможет увидеть Яна, не говоря уже о том, чтобы к нему прикоснуться. Ян давно уже мертв, превратился в труп, лежащий на дне общей могилы, либо в пепел, рассеянный ветром. Что бы он только ни сделал ради того, чтобы ощутить прикосновения его рук к своему телу…

Не стоило так терзаться. Аркадий считал, что тоже умрет в самое ближайшее время. Во тьме он не мог видеть рану на своей груди, но ощущал жжение во всем теле и страшный зуд в местах, где кожу пронзали стежки шва. Этот зуд затмевал даже суету вшей, которые беспрепятственно ползали по нему. Аркадий был слишком слаб, чтобы попытаться поймать и раздавить их. Он вообще ничего не мог делать, только ждать.

Тьма… сон… затем голос. В ногах его койки стоял доктор Менгеле. Он взглянул на показания термометра.

– Этому человеку осталось жить две недели, – сказал он. – Если подопытный к тому времени не умрет или выздоровеет, избавьтесь от него.

Аркадию хотелось привстать и возразить, но доктор Менгеле уже отошел. То, что немец его так запросто похоронил, глубоко задело его, взяло, что называется, за живое. Он ощущал острую обиду. До слов нациста Аркадий с радостью думал о предстоящей гибели, но теперь, повиснув между жизнью и смертью, он испытывал раздражение из-за того, что его выдернули из блаженного забытья.

После ярости нахлынула жажда. Кто мог бы вообразить такую жажду? Ему снились пустыни, водопады, краны, пустоши, растрескавшаяся под солнцем земля… Его вырвали из сна, и Аркадий вспомнил, что в конце барака, в котором он лежал, где-то на расстоянии в пять метров и миллион миль находится кран, из которого бежит струйкой холодная вода.

Он повернулся на койке и тяжело грохнулся на пол. Он полежал так какое-то время, жадно хватая воздух ртом, а затем пополз. Один метр… два… три… Он хотел умереть, но не раньше, чем докажет, что Менгеле не прав. Он должен добраться до воды. Но кран был далеко, ужасно далеко… Аркадий решил немного отдохнуть… минуточку… Он прикрыл веки и снова очутился в Праге. Руки коснулись его, перевернули, потянули за сапоги, вцепились в шинель… На секунду ему почудилось, что это Ян, но потом Аркадий потерял сознание.

Долгое время Аркадий дрейфовал в темноте. Там не ощущалось ни холода, ни жара. Это место было куда лучше, чем то, куда Аркадия затащили обратно.

Прикосновение вырвало его из забытья. Мужские пальцы коснулись его груди. На одно теплое чудесное мгновение он подумал о Яне, но нет… Ян мертв, давно мертв. Руки на его груди не могли принадлежать любовнику. Прикосновение слишком легкое, безличное, похожее на ползающего по коже москита. Это мягкие руки врача. Пальцы коснулись его ребер, затрепетали над грудью. Как бы там ни было, они вернули его назад. Прошло очень много времени с тех пор, как его касалось другое человеческое существо, не испытывающее к нему ненависти. Аркадий не осознавал, как глубоко этот голод гнездится в нем. Этот голод был глубже того, который терзал его мышцы и кости, глубже жажды, которая гнала его через барак. Аркадий не подозревал, как ему не хватает обычной доброты.

– Доброе утро, – послышался знакомый голос.

Открыв глаза, Аркадий увидел склонившегося над ним Дитера.

– Как ты себя чувствуешь?

Аркадий попытался заговорить, но захрипел, издав жалкий звук. Врач принес ему стакан воды и помог напиться.

– Ты должен был оставить меня умирать, – с трудом произнес Аркадий.

Дитер улыбнулся.

– Это ты так меня благодаришь?

– Пошел на х… – ответил Аркадий на своем родном языке.

Доктор Пфайфер улыбнулся.

– Русский у меня никудышный, но с возвращением. Извини, что не смог тебя сразу найти. Когда ты не пришел утром на работу, я отправился искать тебя в бараках зондеркоманды. Понятия не имею, как так получилось, что тебя отправили в лабораторию. Извини. Виновные будут наказаны.

Аркадий попытался приподняться, но не смог.

– У тебя есть еда? Морфий?

Доктор Пфайфер принес хлеб и водку. Аркадий первым делом отхлебнул из бутылки, а затем принялся осторожно жевать хлеб. Дитер наблюдал за этим с кривой улыбкой на губах.

– Получше? – спросил он, когда Аркадий остановился, чтобы перевести дух.

– Насколько это возможно.

– Ты был мертв. Знаешь? – тихим бесстрастным тоном спросил доктор Пфайфер. – Целые две минуты мертв. Конечно, в наше время смерть – явление относительное, но две минуты ты не дышал, не было никакого пульса. Просто чудо, что мне удалось вернуть тебя к жизни.

– Я забыл, что ты такой благонравный, – кряхтя, произнес Аркадий. – Я не верю в чудо.

Нацист улыбнулся ему.

– Да неужто? Если так, то пришло время уверовать. Люди говорят, что под дулом пистолета никто не остается атеистом.

– Возможно, но я считаю, что на войне богам нет места.

– Война когда-нибудь закончится. А после этого Бог появится?