Ничего, кроме счастья - Грегуар Делакур Страница 36

Ответ № 7 на УВ: Потому что я не сказала ему, что он лучший в мире.

Его очень тронули поцелуи Леона. Он потер глаза. Сказал, что любит нас, что скоро найдет работу, что все будет хорошо. Мы уплетали за обе щеки – должна признать, что салат суперски удался. Леон спросил, можно ли ему записаться на дзюдо. Не сказать, чтобы он обрадовался, но разрешил, и Леон тут же вскочил из-за стола и стал смешно изображать схватку, как его любимый Джейсон Борн ^[76]. Я рассказывала про школу, про то, кем я хочу быть. Стилистом. Или парфюмером. Я читала книгу того, кто создал почти все духи от «Гермеса». Мне очень понравилось. Понравился этот язык, эти душистые слова, фразы, тихие и такие точные, которые они оставляют за собой. Он долго слушал меня, и мне было хорошо. Я чувствовала себя большой. Гордилась, что он уделяет мне столько времени. Леон уселся смотреть видео. Мы остались за столом. Он попросил меня описать духи, которые я когда-нибудь создам. Это был трудный вопрос. Нуга. Малабар. Чуть-чуть лакрицы. Немного гиацинта (так называются цветы, которые мама посадила в нашем саду). С нотками детства, сказала я. Ему это показалось очень красивым. Он закрыл глаза, словно хотел понюхать, пропитаться ароматом, который я создала. Погладил меня по щеке. Улыбнулся мне. И сказал: в тебе навсегда останется эта чудесная нотка детства, Жозефина, поверь мне. И я поверила. Мне было так отрадно поверить моему отцу в эту минуту. Я знаю. Психолог сделал замечание: впервые, с тех пор как мы встречаемся, вы говорите: мой отец.

Мой отец. Откуда вдруг взялись эти слоги, обжигающие мне рот, пронзающие кожу, точно иглы. И в то же время они теплые, эти слоги. Уютные.

Мы вместе помыли посуду, а потом он повел нас к «Монтуа» за десертом. Он объяснил нам, почему «голова негра» превратилась в «Отелло», но, сказал он, от перемены названия торта люди не станут терпимее, добрее, великодушнее. Еще сказал, как тяжелы собеседования в агентстве по трудоустройству, потому что слова вылетают и походя ранят людей. Рассказал, как упала и забилась одна женщина, когда ей заявили, что она не имеет больше никаких прав. Это убийственные слова: «никаких прав». Он говорил с нами, как со взрослыми. Мы с Леоном чувствовали себя важными особами. Это было потрясающе. Мы задавали ему уйму вопросов, и он отвечал. В какой-то момент он сказал, что есть один вопрос, которого ему никогда не задавали, а ему бы так хотелось, чтобы задали. Какой, папа? Почему идет дождь. И Леон ответил: потому что прогноз погоды обещал дождь; и мы засмеялись. Но я-то видела, как мелькнула грусть в глазах моего отца. Вернувшись домой, мы поиграли в «Монополию». Дурацкая партия. Я проигрывала. Он держал банк и совал мне пятисотки под столом. Ух, как мы боялись, что Леон увидит. Это был наш секрет в тот день, эти бумажки цвета гусиной каки под столом. Наш последний большой секрет.

Вечером – пицца. Die Hard 1 ^[77] для Леона. В сотый раз. LOL ^[78] для меня. В тысячный раз. Все втроем на диване. Ели конфетки M&M. Потом он велел нам идти в ванную. Хорошенько почистить зубы. Зубы – это очень важно, новые не вырастут. Вымыть лицо. Руки. Уши. Смотрите, когда уляжетесь, приду проверю. Мы визжали, смеялись. Мы были и взрослыми, и детьми в один день. Отец был сегодня только наш. У нас будет бассейн в саду. Он найдет новую работу. А может быть, и дедушку вылечат от рака. Это был самый лучший день в нашей жизни. Нет, я помню еще один такой, раньше, но тогда с нами была еще мама. А этот день был самым лучшим в нашей жизни с папой. Черт. Я написала это. Но это правда: в тот день он был самым здоровским папой в мире. Когда мы легли, он почитал нам «Гензель и Гретель». Эту книгу он всегда читал тете Анне, когда они были маленькими, и тетя Анна, натянув одеяло до самого носа, шептала: тише слова страшно.

Он поцеловал нас перед сном. Много-много раз. И повторил, что любит нас больше всего на свете, а теперь пора спать, завтра в школу, у нас будет длинный день.

И пришла ночь.