Ты не виноват - Дженнифер Нивен Страница 36

Два часа ночи. Среда. Моя спальня

Я просыпаюсь от стука камешков, попадающих в мое окно. Сначала мне кажется, что мне это снится. Но странный звук повторяется. Я встаю с кровати и всматриваюсь во двор через жалюзи. Под моим окном в пижамных штанах и темном балахоне с капюшоном стоит Теодор Финч.

Я открываю окно и высовываюсь наружу.

– Уходи.

Я до сих пор сержусь на него, потому что только из-за этого парня я получила первый в своей жизни испытательный срок. И еще я злюсь на Райана, потому что он почему-то решил, что мы с ним опять начали встречаться, а кто в этом виноват? Конечно, я сама вела себя как провокатор, поцеловала его в эту его ямочку, потом полезла целоваться в кино. Я злюсь на всех на свете, но больше всего – на саму себя.

– Уходи, – решительно повторяю я.

– Пожалуйста, не заставляй меня залезать вот на это дерево, потому что я могу упасть оттуда и сломать себе шею. Подумай, сколько нам всего надо успеть сделать – мне никак нельзя надолго отправляться в больницу.

– Ничего больше нам делать не надо. Мы уже все сделали.

Но я все равно спускаюсь вниз, потому что, если я этого не сделаю, кто знает, что может произойти? Перед этим я наскоро приглаживаю волосы, наношу на губы блеск и накидываю халат поверх пижамы.

К тому времени, как я оказываюсь внизу, Финч уже успевает расположиться на ступеньках крыльца, облокотившись о перила.

– Я подумал, что ты уже никогда не спустишься, – признался он.

Я присаживаюсь рядом с ним на ступеньку и сквозь пижаму с обезьянками чувствую холод камня.

– Зачем ты явился ко мне?

– Ты не спала?

– Спала.

– Прости. Но раз уж ты проснулась, поехали.

– Я никуда не поеду.

Он поднимается со своего места и направляется к машине, потом поворачивается и громко командует:

– Давай же!

– Я не могу вот так просто сорваться с места.

– Ты все еще сердишься на меня, да?

– В общем, да. Но ты посмотри на меня, я ведь даже не одета.

– Ну и прекрасно. Этот мерзкий халат оставляем дома. Надевай туфли и куртку. Больше ничего не переодевай – не будем терять время даром. Напиши родителям записку на тот случай, если вдруг они проснутся и обнаружат, что тебя нет дома. На все даю тебе три минуты, потом поднимаюсь за тобой сам.

Мы едем в центр Бартлетта. Дома здесь стоят вплотную, словно один переходит в другой. Однако с тех пор, как у нас открылся новый торговый центр, сюда уже не имеет смысла приходить. Разве что в пекарню. Только тут делают самые замечательные кексы на всю округу. В этих магазинах торгуют каким-то старьем, вещами двадцатилетней давности в лучшем случае. Тут есть обувной, в котором откровенно несет нафталином, магазин игрушек, кондитерская, забегаловка, торгующая в основном мороженым и еще что-то в этом же роде.

Финч паркуется и объявляет:

– Мы на месте.

Разумеется, все витрины темные, и никого вокруг не видно. Сейчас легко представить себе, что мы с Финчем – единственные люди во всей Вселенной.

– Лучше всего думается по ночам, когда все остальные спят, – говорит он. – Никто тебя не отвлекает, не перебивает. Тихо. Мне нравится ощущать себя бодрствующим, когда все остальные погружены в сон.

Интересно, он вообще когда-нибудь спит?

Я замечаю наше отражение в витрине пекарни. Мы выглядим, как два беспризорника.

– Ну и куда мы направляемся?

– Сейчас увидишь.

Воздух здесь чистый, дышится легко, ощущение свежести, вокруг тишина. Вдали видна освещенная башня Пурина – самое высокое в городе здание. Следующая по высоте – школьная колокольня.

Мы у книжного магазина «Букмаркс». Финч достает из кармана связку ключей и спокойно отпирает дверь.

– Моя мама работает здесь, когда не торгует недвижимостью, – поясняет он.

В магазине темно и очень тесно. С одной стороны стена, оформленная как стенд с журналами, на другой пестреют заполненные книжные полки. Тут стоят четыре стула, небольшой прилавок, где в рабочее время продают сладости и кофе. Сейчас он пустует.

Он наклоняется куда-то за прилавком и открывает невидимый посетителям маленький холодильник. Долго роется в нем, пока не достает две баночки газировки и два кекса. Мы устраиваемся на полу в детской зоне, где имеются мягкие кресла-мешки и старенький потертый синий ковер. Финч зажигает свечу, отыскавшуюся у кассы, и вместе с ней направляется к книжным полкам. Огонек пляшет на его лице, а он методично исследует книги, неторопливо просматривая их и проводя пальцами по цветным корешкам.

– Ты что-то ищешь?

– Да.

Наконец, он опускается на пол рядом со мной, проводит пятерней по своим волосам, отчего его шевелюра становится более растрепанной, пряди волос теперь торчат во все стороны.

– В трейлерах на кукурузном поле этой книжки не было, и тут тоже, кажется, ее нет. – Он демонстрирует мне стопку детских книжек и парочку из них передает в руки. – Но хотя бы вот это я у них нашел.

Он устраивается на ковре, садясь по-турецки, наклоняя над книгами свою косматую голову, и в ту же секунду как будто исчезает из действительности и оказывается в совершенно другом мире.

– Я до сих пор сержусь, потому что из-за тебя заработала испытательный срок.

Я надеюсь на моментальный ответ, жду, что он вот сейчас произнесет что-то или игривое, или уж нечто хлесткое и даже дерзкое, но он даже не смотрит на меня. Он просто берет меня за руку, продолжая читать. В едва уловимых движениях его пальцев я как будто чувствую слова извинения, и от этого у меня перехватывает дух. Я невольно подаюсь чуть вперед и вбок – буквально на несколько сантиметров – и читаю через плечо вместе с ним. Его ладонь такая теплая, что мне не хочется отпускать ее.

Мы едим, используя только одну руку, и читаем книжки одну за другой, потом начинаем читать вслух из доктора Сьюза: «О эти места, что увидите вы!» Мы читаем по очереди – одну строфу Финч, одну я, потом снова Финч, и опять я:

– Я вас поздравляю! Сегодня ваш день.