Похождения проклятых - Александр Трапезников Страница 36

— Первым пойду я, — решительно возразил Алексей. — В конце концов, это моя инициатива, я начал все дело. Мне и рисковать. Мудрость гласит: ты не сможешь идти по пути, сам не став этим путем.

— Но я уже тоже часть этой дороги, — заспорил я. — Тропинка. Пока мы препирались на лестнице, все решилось иначе. Маша проскользнула мимо нас и, не оборачиваясь, бросила:

— Мальчики, дорогие, вы уж определитесь, кто из вас колея, а кто автобан, а я — на разведку.

И она горной серной взлетела на несколько лестничных пролетов. Когда мы поднялись на шестой этаж, площадка перед квартирой 129 была уже пуста. За дверью слышались голоса: Машин и мужской, с подкашливанием. Разговаривали вроде бы спокойно. Но на всякий случай я покрепче сжал палку, доставшуюся мне в наследство от Василия Пантелеевича. Прошло минут пять… Наконец дверь открылась и Маша с порога произнесла:

— Юноши, заходите, — повысив нас в возрасте.

В коридоре в инвалидном кресле на колесиках сидел суровый старикан — тот самый, с еще одной фотографии Ольги Ухтомской.

— Знакомьтесь, — представила его Маша: — Матвей Иванович Кремль. Фамилия такая. А это — Новоторжский и Тризников.

— Так это ты мне звонил? — сразу определил старик, ткнув в меня пальцем. — Я с тобой разговаривать не буду, ты мне не нравишься. Сядь где-нибудь в уголке и молчи. А с вами побеседую.

Он развернул кресло и покатил в комнату. Мы пошли следом. Помещение было просторное, без лишней мебели, с остатками пищи на столе и телефоном на тумбочке. Ощущалось отсутствие женщины, хозяйки. Поскольку лишнего стула не нашлось, я, чтобы не раздражать старика, присел на корточках в углу, выполняя его требование. Судя во всему, Матвей Иванович был человеком действительно суровым, хотя и не без чувства юмора. К тому же довольно разговорчивым, как и все одинокие люди.

Уже через полчаса беседы мы знали, что ему восемьдесят пять лет, что ноги у него отнялись полтора года назад, что Ольга Ухтомская является его правнучкой и что это она дала такое объявление с его телефоном, поскольку потеряла где-то свою сумочку с документами. А вот где сама Ольга, он не знает, наверное, в Опалихе. Она приезжает по средам, убирается тут, готовит пищу. В прошлый раз была какая-то сама не своя, просила — если позвонят по объявлению — отблагодарить нашедших сумочку. Оставила вон тысячу рублей на тумбочке.

— Но этого для вас много будет, — добавил господин Кремль. — Перебьетесь. Двухсот рублей с гаком хватит, и не просите. А этому, — он вновь ткнул в мою сторону пальцем, — я бы вообще ничего не дал. Рожа больно хитрая. Никак продавцом на рынке работает.

— Не надо денег, — сказал Алексей, достал сумочку и положил на стол: — Вот она. Все вещи и документы на месте. Почти. Но нам необходимо с ней повидаться.

— Сегодня понедельник, — добавил я, не утерпев. — А домик ее в Опалихе сгорел, до среды ждать долго, где она еще может быть?

— А ты, рожа, откуда знаешь про дом? — насупил брови старик.

— Да мы адрес по читательскому билету определили, — вмешалась Маша. — Дедушка, а правда, где Ольга может теперь находиться?

— Пусть этот с рынка больше не вякает! — сурово отозвался Матвей Иванович. Потом, глядя на Машу, чуточку подобрел: — Как ты, милая, на мою любавушку похожа, ну такая же красавица была! Гляжу на тебя — и о ней думаю. О невесте моей утерянной.

— Она умерла? — вежливо спросила Маша.

— Ну зачем умерла! Жива, слава Богу. Только не смогли мы соединиться, не судьба, видно. А где Ольга может быть? У подруги своей, больше не у кого. Она ведь девушка замкнутая, скромница, к тому же сама болезненная. Хилое сейчас молодое поколение пошло, из воска. Вся глина божеская на прежних людей ушла. Вот замес был! Ты-то, милая, сама здорова? Не кашляешь?

— Здорова она, — вякнул я. — Кровь с молоком, хоть сейчас на выставку достижений народного хозяйства.

— Нет, ну он меня уже совсем достал! — обиженно произнес старик и покатил ко мне на своем инвалидном кресле с явно дурными намерениями. Пришлось мне ретироваться в коридор и выглядывать уже оттуда.

— Матвей Иванович, вы случайно не знаете, как зовут ее подругу? — спросил Алексей.

— Как не знать. Они иногда вместе сюда приходят. Света Ажисантова, вот как.

— Она тоже студентка Православно-духовного университета?

— Вот этого я сказать не могу. Очень может быть. Хотя… Света эта уж больно вертлявая какая-то. Таких вертихвосток там не держат. Ума не приложу, какая между ними может быть дружба? А вот ты, видно, девушка серьезная, — он вновь стал любоваться Машей, — вдумчивая, скромная, чистый бриллиант, как моя Агафьюшка.

— В двадцать пять каратов, — негромко добавил я из коридора. — Только что в кимберлитовой трубке нашли. Не знаем, кому загнать.

— Агафья Максимовна Сафонова? — спросил Алексей. И угадал.

— Да-а, — удивился старик. — Откуда ее знаешь?

— Я занимаюсь историей Свято-Данилова монастыря. И… поисками святых мощей благоверного князя Даниила Московского.

— А разве они не в монастырском ковчеге?

— Есть основания полагать, что они укрыты в ином месте. Всегда, в самые трагические для православия времена, русский народ принимал в свои любящие и надежные руки духовные сокровища… Чтобы в назначенное время они снова появились на свет перед людьми.

— Вот как? — старик Кремль буквально сверлил Алексея своими жгучими глазами. В нем чувствовалась какая-то сильная внутренняя энергия. И вообще выглядел он моложе своих восьмидесяти пяти лет. Я бы дал ему на десяток меньше. И если бы не парализованные ноги, его вполне можно было бы представить бегающим по лесу трусцой и окунающимся зимой в прорубь. Действительно, замес у людей этого поколения был покруче, не на крысином помете, как нынче.

— Я встречался с Агафьей Максимовной, — продолжил Алексей. — Она тоже уверена, что святые мощи Даниила Московского сохраняет кто-то из бывших насельников монастыря. Или простых мирян. Или даже раскаявшихся чекистов. Но о вас она мне ничего не рассказывала.

— Ну, это понятно, — отозвался Матвей Иванович. — Тут личное, чего зря языком трепать? Удивляюсь, почему она вообще пустилась с тобой в откровенность. Девушка она была очень молчаливая. Молитвенная. Про таких говорят: отмеченная Богом… А ты парень не простой, обстоятельный, — добавил он и кивнул в мою сторону: — Не то что этот. Сквалыга.

И чего он ко мне привязался? Как репей к ослиному хвосту.

— Вы сами еще застали то время, — сказал Алексей. — Может быть, бывали в Свято-Даниловом монастыре перед его закрытием. Ведь так?

— Не бывал, — ответил старик, пережевывая слова. Он выдержал паузу. — Я там вообще жил. Денно и нощно. Служил послушником, готовился принять постриг. Если бы стал монахом, то меня бы расстреляли, как и других, вместе с настоятелем. А так просто избили до полусмерти и выкинули за ворота. Не знаю уж, с какой такой целью Господь уберег меня от гибели? Наверное, недостоин оказался мученического конца. Его ведь тоже заслужить надо. Лежал я тогда в канаве под проливным дождем и подыхал, между небом и землей, а Агафьюшка меня подобрала, как ветошь какую, перетащила к себе и выходила. Как донесла только на своих худых плечах? Я же тогда, по молодости, тяжелым был. Здоровый, крепкий телом, а умом глуп. И духом слаб. Какой бы из меня монах вышел? Да никакой. Вот я и отошел постепенно от церкви, когда выздоровел… Потом на Балтфлоте служил. Но это уже другая история, для юных пионеров-следопытов, если такие еще остались.