The офис - Андрей Донцов Страница 36

С этими словами теща медленно перегруппировалась в позу известной скульптуры дискобола.

– Зае…ли ваши Олимпийские игры! – заорал Борюсик и, поднявшись на ноги, что есть силы толкнул жену в грудь.

Случилась авария, как если бы тяжелый КамАЗ отъехал назад и врезался в стоящий за ним автокран. У автокрана-тещи от соприкосновения с затылком дочери кровь пошла носом, и довольно обильно.

– Для симметрии! – крикнул Борюсик и два раза плюхнул жене кулаком по лицу, стараясь угодить в шнобель.

Раздался вой. Страшный вой для любого панельного дома. Когда жилы стонут у всех от первого этажа до девятого. На крик двое старших сыновей закрылись в своей комнате, а Денисик выбежал в коридор.

– Папуа! Габада! Папуа! – закричал он третье слово в своей жизни, надвигаясь на отца, зло выставив вперед свои маленькие, но сильные кулачки.

Но времени и желания радоваться лингвистическим успехам сына у Борюсика не было.

– Куда прешь? Не видишь, пробка? – И он вмазал по лицу и ему.

Угодил неудачно… Бил-то несильно, больше для острастки… Чтобы не шумел малый на папку. А попал так, что с хлопком расквасил сразу все: и губы, и нос.

Увидев разбитое лицо маленького дурачка, подумал: «Вот так взять один раз грех на душу, ударить как следует и избавиться от этого вечно орущего, неподдающегося контролю недоразумения». И выбежал на улицу от этих ослиных воплей подальше.

Чувства жуткой досады и какой-то глобальной нереализованности раздирали сердце. Было как-то обидно и за себя, и за всю страну сразу. Почему такой невыносимо тяжелой стала в ней жизнь? Ведь такого не было раньше.

Было обидно за многое. Даже за незаконченную тренировку… Он подошел к турнику, располагавшемуся возле школы – прямо напротив родного подъезда. Повиснув, подтянулся без труда семь раз, выжал восьмой и девятый, а вот десять не получилось.

В институте для него это был минимум. Не раз он стройных и спортивных на спор обламывал на турнике.

Хоть и здоровый, с брюхом, а мог выжать и четырнадцать, и поболее.

Нутро все не успокаивалось. Хотелось кислорода, несмотря на то что на улице морозило и воздух был довольно свежим.

Рядом с домом располагался Измайловский парк. Он снял ботинки с носками, разделся по пояс, повесил куртку и рубаху на перекладину – а кто их возьмет ночью? – и пустился бегом к виднеющемуся лесу.

«А вдруг от соприкосновения с морозом жир быстрее расщепляется под кожей? – пришла ему в голову интересная новаторская мысль. – Худеют же медведи во сне в берлоге, теряя жировой запас. Как это мне раньше в голову не приходила такая гениальная идея!»

Под кожей, и правда, приятно пощипывало на колючем морозном воздухе. «Наверное, последний мартовский морозец», – подумал Борюсик. Босые ноги стали словно деревянными. Он спустился с горки и побежал по какой-то плохо протоптанной аллейке, чтобы быть поближе к природе, поближе к лесу.

7

Андрей сокращал путь через парк, не собираясь отдавать на маршрутку 30 рублей. Дарить кому-то пакет молока, если можно пройти это расстояние за сорок минут!

Его сильно знобило. Вечером заметно подморозило, а он был одет легко. Дома не был – сколько получается? Три, четыре – нет, три с половиной дня. Все-таки три работы – не две.

Ничего – впереди чемпионат. Первый настоящий, большой, профессиональный турнир. Его дочь покажет себя. Через шесть лет ей будет восемнадцать и она станет много зарабатывать. Уж в восемнадцать-то точно много. А шесть лет он может потерпеть и на трех работах, и на четырех.

Он шел как можно быстрее, чтобы не замерзнуть. Почти задыхался. Нет – когда выходил из дома такого мороза, конечно, не было. Иначе бы он так не оделся. Думали, все – весна уже в Москву пришла. Ан – нет.

Одно плохо: мыться не успеваешь, когда с одной работы на другую бежишь. На главной вроде как уже и принюхиваться и носы ворочать стали. А главная работа – это первое, что надо беречь. Все-таки и компания вон какая – международная. Главный офис в Амстердаме находится. Там тоже его дочь побывает на каком-нибудь турнире.

Он шел, представляя обводящий удар своей дочки, который в последнее время явно прогрессировал и становился ее главным оружием. Мощный, по линии. Соперницы, привыкшие часто выходить к сетке, теряли нити игры и «плыли», как говорил инструктор.

Персональная смс-ка от самого Херки Ларссона о том, что «бонус не будет выплачен, ввиду неудовлетворительных финансовых показателей компании в целом», настигла Андрея здесь, в парке, буквально в самом лесу. Когда он резал с одной аллеи на другую, чтобы не обходить потом под прямым углом. Несмотря на то что, глупо уставившись в экран старенького мобильника, он остановился, почему-то продолжал задыхаться. Он с силой швырнул мобильник в глубину леса и выругался по-узбекски. И тут жутко закололо в сердце.

Наверное, с тремя подачами он загнул… то есть не с подачами, а с работами… он улыбнулся такой путанице мыслей и сел на снег, прислонившись спиной к сосне. В сердце кололо все сильнее и сильнее. Он погружался в свой любимый сон, где был его ребенок в белой юбке, красивый зеленый корт и переполненные трибуны Уимблдона.

8

Борюсик не сразу понял, что босой ногой чуть не запнулся о тело человека. «Напьются же прямо в лесу», – подумал он и побежал было дальше. Но, сделав пять-шесть прыжков, остановился. Нет, на таком морозе парню не протрезветь. Борис развернулся и пошел будить пьяного: «Если не проснется через десять минут – оставлю, на фиг!» Холодно было, если не бежишь, особенно ногам.

Он подошел и узнал в сидящем пьяном человеке своего однофирмчанина.

Борюсик не особо удивился, так как Москва – город маленький и здесь все время встречаешь знакомых. Он даже разводиться с женой из-за этого не хотел. Начнешь жить один и будешь встречать их на каждом шагу – то жену, то детей, то тещу с жениными сестрами.

Это был узбек Андрей. Хороший парень, который тоже мыкался по Москве, как и он. Только замкнутый немного, никогда ничего не рассказывал, про баб не говорил, про гаремы – как его ни пытали – распространяться не желал.

– Чего-то рано ты напился, солдат, – сказал Борюсик и вспомнил, что Андрей никогда и не пил ничего, кроме воды из-под крана.

Принюхался – действительно, алкоголем не пахло. Узбек держался рукой за сердце. Борюсик не был сильным знатоком медицины. «Если он давно сидит, мог обмерзнуть», – подумал он. Взял снег и стал растирать ему щеки, затем расстегнул куртку, почти летнюю, и стал тереть грудь. Андрей застонал и что-то зашептал. Точно обмерз – в себя приходит помаленьку…

– Бонус… Бонус… – донесся до Бориса слабый голос.

– Ах вот ты, дружок, чего свалился! – проворчал Борюсик. – Ну разве можно так. Я вот под тем же снарядом побывал, и ничего, смотри: бодренький бегаю…

– Бонус… – держась за сердце, шептал Андрей.