Бамбук в снегу - Кира Буренина Страница 36

Маринка, конечно, исподтишка заглядывалась на Женю, вечно окутанного романтическим туманом сплина и хорошего голландского табака. И посмеивалась сама над собой: мол, куда нам, обычным менеджерам из оптового отдела… Когда мы с Женей расстались, она честно потратила целый субботний день, отпаивая меня чаем с лимоном, вытирая мне слезы и впитывая, как морской песок, историю нашего расставания. Именно она готовила потом мои любимые блинчики, пичкала всякими пирожными и сластями, радуясь от всей души моему проснувшемуся аппетиту и округлившейся физиономии.

Что ж, дружеская шпилька насчет приворота еще раз вернула меня к реальности. Женя – это исписанный листок моей жизни, не черновик, но уже ненужная вещь, и мне не надо к нему возвращаться ни с магической помощью, ни просто так…

Необычный аромат – кажется, сандала и еще чего-то экзотического – витал даже у подъезда, где жила Дарьяла. Этот аромат безошибочно привел меня к нужной двери, и я не успела еще нажать на звонок, как хозяйка щелкнула замком.

Выглядела Дарьяла, как ей и положено – экзотично. Гладко зачесанные назад длинные волосы густого черного цвета, тяжелый пучок на затылке. На руках – массивные серебряные кольца с символикой. На меня глянули внимательные, густо подведенные глаза. Чуть разомкнулись в усмешке узкие губы. «Проходите», – неожиданно красивым низким контральто Дарьяла пригласила меня в квартиру.

Вскоре меня устроили в кресле у стола, покрытого зеленым сукном. На столе разложены известные и неизвестные мне каменные и деревянные египетские амулеты. Два больших жука-скарабея – прямо передо мной.

Интервью явно удалось: ясновидящая говорила образно и связно, была откровенна и легко следовала за моими вопросами.

– А теперь давай поговорим о тебе, – сказала она, когда я убрала диктофон в сумку. – Ты подарила мне полтора часа твоей жизни, так давай теперь я сделаю тебе подарок. Хочешь, заглянем в твою судьбу?

Конечно же я хотела. «И я познаю мудрость и печаль, свой тайный смысл доверят мне предметы», – процитировала я Ахмадулину, чтобы скрыть замешательство. Все же было немного страшновато.

По просьбе Дарьялы я положила руки на скарабеев, перед моими глазами закачался фестский диск, используемый в качестве маятника, и странное дело, глядя на него, я почувствовала, что «уплываю» куда-то. В воздухе остро запахло неведомыми странами и экзотическими цветами.

– Сердце твое сейчас болит, впереди у тебя новая боль и радость, которая вырастет, когда ты научишься смеяться, а не плакать… – словно из-за плотной завесы донесся до меня женский голос. – Ты хочешь новой любви, и она придет… И я попробую узнать его имя.

Я открыла глаза: маятник принялся выписывать сложные траектории над табличкой с буквами. Ясновидящая подняла бровь, потом некоторое время смотрела куда-то в пространство.

– Скрыто имя, – задумчиво промолвила Дарьяла. – Но первую букву я знаю. «Д». Точно, с двумя палочками внизу. Думай!

Я начала вспоминать. Дизайнер Димка? Ну вряд ли – у него недавно дочка родилась, да и не обращал он на меня никогда внимания. А! Дмитрий Орлов, музыкант, у которого на днях интервью брала? Маятник уверенно закачался из стороны в сторону – тоже «нет». Митенька, он же тоже Дима, из дружественной редакции? А может, Дмитрий Митрофанович, наш издатель? – Я покраснела. – Ох, служебный роман – это было бы ужасно. Маятник равнодушно показал очередное «нет» и безучастно качался, пока я перечисляла всех Дмитриев, за которыми оказались замужем мои однокашницы и подруги, и не согласился даже на юного и знаменитого Диму Билана, которого я вспомнила просто от отчаяния.

Дарьяла вслед за маятником покачала головой:

– Видимо, тебе предстоит узнать эту тайну самой. И произойдет это очень скоро.

Я шла домой, вдыхая остатки благовонного дыма, который запутался в моих волосах и одежде.

И снова думала о Евгении, о том, как трудно строить отношения, и о том, что я совсем не готова снова переживать сердечную боль. Интересно, что же за человек прячется за неуловимой буквой?..

Дома меня ждала теплая тишина, полная покоя и одиночества. Хорошо, можно все обдумать как следует. Но не успела я нажать на клавишу чайника, как запиликал телефон. Маринка! Вот неугомонная душа…

– Ну как? Ну что? Что она тебе сказала?

– Да в общем-то ничего особенного… Маятником меня чуть не укачало, веришь! – Почему-то сказанное Дарьялой я не могла пересказать даже лучшей подруге.

– Эх, меня бы взяла с собой, что ли, – посетовала подруга и перескочила на другую тему. – А мой Витька опять хочет машину менять… Теперь увлекся внедорожниками. Говорит, на рыбалку буду ездить… – Марина успокаивающе зажурчала про Витьку, которого я знаю сто лет в обед, – они поженились еще на третьем курсе, и я была свидетельницей. Про двух детишек, про какие-то их школьные дела, бесконечно далекие от меня… Я слушала и не слушала, пока Маринка не попросила: – Ну расскажи еще что-нибудь интересненькое… Надоело мне все, Ирка. Каждый день одно и то же. Сплошной «день сурка». На работе тоска зеленая, одни бумажки с бухгалтерскими данными… Хоть тебя послушаю, журналистка ты моя звездная. Что там было в пресс-туре для избранных журналистов на Крите?

И мы болтали, как тысячу раз до этого, я рассказывала, с кем встречалась, какая тема номера у нас планируется, а Маришка восхищалась и вздыхала.

Так было, сколько себя помню: еще в школе я пересказывала ей события со слетов и конкурсов, а она, тяжеловатая на подъем, восхищалась, подбадривала меня и с удовольствием слушала, как будто отсвет моей бурной жизни падал и на нее.

Мое рабочее утро началось с появления бодрой усатой Анны Николаевны из отдела писем. Она всегда приходит в десять и приносит редакционную почту. На моем столе образовалась стопка из пяти конвертов, адресованных мне лично. Редакторы в день получают писем раз в десять больше. Я допила кофе, как всегда божественно сваренный нашей «кофейной феей», и принялась за конверты. Наверняка что-нибудь от читателей и, как обычно, приглашения на мероприятия – выставки, пресс-конференции, презентации…

Поскольку в редакции стало страшно шумно – редакторы громогласно обсуждали только что принятое по телефону интервью от скандально известной певицы – я устроилась читать письма на диванчике в холле.

Так. Какая-то юная барышня пишет, что обожает журнал «Анна» и хочет тоже стать журналисткой. Просит совета, куда поступать. Надо будет ответить и ободрить. В ее возрасте я бы отчаянно обрадовалась, если бы получила письмо из редакции. Хотя, конечно, не в наших правилах вступать в переписку с читателями.

Так, дальше пара приглашений, как я и думала.

А это что такое? Узкий синий конверт без штемпелей. Написано – Ирине Тумановой.

Почерк крупный и строгий. Интересно.

Не удержалась и сунула в конверт нос. Пахло хорошим мужским одеколоном, горьковато и чуть тревожно. Кажется, Кензо.

Вытащила листок.