Южная Африка. Прогулки на краю света - Генри Воллам Мортон Страница 36

Солнце чувствовало себя полновластным хозяином на этой земле. Оно было не золотым, как у нас в Европе, а ослепительно-белым, словно вспышка магниевой лампы. Непоколебимо утвердившись на ясном, без единого облачка, небе, солнце изливало свой беспощадный свет на каменистую землю. Я ехал по Лаури-пасс, наверное, самой древней из всех южноафриканских дорог. Давным-давно, еще задолго до появления белого человека в Африке, здесь проходили пути миграции антилоп канна. И этой же горной тропой спускались к морю готтентотские племена. Они гнали с собой скот, чтобы выменять его на обручное железо и прочие нужные вещи. И лишь потом наступила эпоха ван Рибека, и по старой африканской дороге покатились тяжелые бурские вагоны. А в конце восемнадцатого века по ней двинулись первые пионеры — они уходили на север, навстречу неизвестности. Достигнув верхней точки перевала, я остановился, чтобы бросить прощальный взгляд на Кейптаун. А заодно уж сказать последнее «прости» и темной громаде Столовой горы, которая четко вырисовывалась в тридцати милях отсюда, и плавному изгибу Фалс-Бей, служившему границей между бирюзовым морем и насквозь прожаренной бело-желтой землей.

Я продолжал свое путешествие, и вскоре передо мной обозначились далекие пики Зондер-Энд. По мере приближения они вырастали, превращаясь в темную зазубренную ширму, скрывавшую уже полнеба. Солнце клонилось к закату, и вокруг воцарилось то особое многозначительное затишье, которое обычно предваряет наступление африканской ночи. Я разглядел вдалеке несколько белых ферм и вспомнил, что в былые времена здесь располагались основные пастбища Голландской Ост-Индской компании. Странно было думать, что здешние места не знали рыцарской эпохи Средневековья, что все предания этой земли связаны лишь с кочующими стадами диких антилоп и столь же дикими племенами безжалостных убийц и похитителей чужого скота. Я наблюдал, как над темными вершинами разгораются яркие звезды, и думал: «Какой таинственный, романтический пейзаж! Просто сказочная страна!» Если в каких горах и мог бродить легендарный король Артур или страдать погребенный под скалой Мерлин, так именно здесь — в горах Зондер-Энд. Но нет! Вы можете исходить их вдоль и поперек и нигде не наткнетесь на развалины старинного замка. Здешние ущелья не знали древней песни любви и меча. Если бы эти горы стояли где-нибудь в Европе — на живописных берегах Рейна, в туманных шотландских далях или средь зеленых просторов Западной Ирландии… О, сколько красивых легенд было бы связано с ними — сказаний о мужчинах и женщинах, о жизни и смерти, любви и отчаянии, о блистательных победах и сокрушительных поражениях, о прекрасных дамах и храбрых рыцарях, о мрачных гномах и светлых фейри, о семейных проклятиях и неупокоенных душах… Да мало ли что могло произойти в таких горах. Однако здесь Африка, а не Европа, оборвал я сам себя. Африка — молодой и прекрасный континент, незнакомый с бременем страстей человеческих. И здешние горы — дикие и безмолвные, каким был наш мир миллион лет назад.

Тем временем окончательно стемнело, звезды зелеными искрами поблескивали на черном небе. Мимо меня прогрохотала тяжелая капская телега, и снова все стихло. Единственными признаками человеческой жизни были одинокое окошко, светившееся в темной долине, да тусклый костерок на склоне холма. Под нестройный хор сверчков я въехал на пустынную улицу Свеллендама. По обочинам стояли шеренги эвкалиптов, которые отбрасывали длинные тени. За ними мерцали в лунном свете белые стены домов. И на заднем фоне — все те же темные молчаливые горы.

Гостиница показалась мне маленькой, удобной и гостеприимной. Подобно многим провинциальным гостиницам в Южной Африке, она имела свои архитектурные особенности. Здесь, в частности, все спальни располагались в отдельных домиках, группировавшихся вокруг заднего двора с крохотным садиком посередине. После восхитительного ужина (еще одна отличительная черта здешних сельских гостиниц) я решил немного пройтись перед сном, благо ночь была теплой и безветренной. Сверчки пели в полный голос. Небо казалось сплошным звездным ковром.

Прогуливаясь по улицам, я мимоходом заглядывал в освещенные окна, за которыми шла чужая, незнакомая мне жизнь. Почти везде на стенах висели увеличенные фотографии, с которых на меня смотрели суровые бородатые джентльмены и их неулыбчивые жены. Эти фотографии казались современными двойниками старых портретов Ван Дейка и Франса Хальса.

Я отметил удивительную вещь: в таких маленьких городках, как Свеллендам, всегда найдется пес, который добровольно берет на себя функции экскурсовода. У этих животных просто сверхъестественное чутье на иностранцев. Как правило, он поджидает вас у дверей гостиницы, а дождавшись, уверенно пристраивается впереди и резво трусит по улицам. Время от времени он оглядывается, как бы приглашая полюбоваться той или иной достопримечательностью. Надо отдать должное этим самозваным провожатым — они ненавязчивы. Проводив обратно до гостиницы, безропотно исчезают, помахав на прощание хвостом.

Здешний, свеллендамский пес привел меня к прелестному барочному зданию старой реформистской церкви. Я полюбовался ее изящными очертаниями, и мы тронулись дальше — он впереди, я за ним. Как и полагается хорошему гиду, пес периодически останавливался и заглядывал мне в лицо — все ли нравится, хорошо ли я развлекаюсь? У входа в гостиницу мы пожелали друг другу спокойной ночи и распрощались навсегда.

2

Свеллендам показался мне вполне подходящим местом, чтобы совершить небольшой экскурс в историю буров. Прежде всего, что означает это слово? В переводе с нидерландского это всего-навсего «крестьянин, фермер». Но лично для меня данное слово служит синонимом мятежного духа, извечного стремления к свободе. Эта неодолимая тяга к странствиям — сняться с насиженного места и раствориться в голубой дали, — которая сыграла столь важную роль в истории Южной Африки, давала о себе знать уже в первые годы после высадки на Капе.

Конечно, большая часть белого населения группировалась в районе Западного Капа — в Дракенштейнской долине, в Стелленбоше, Паарле и Тулбахе. Здесь они вели более или менее упорядоченную жизнь, построенную по традиционной европейской схеме: возводили дома, выращивали овощи и зерно, а по субботам слушали проповеди и распевали псалмы. Но уже и тогда находилось немало непосед, которые налаженному оседлому быту предпочитали беспокойную жизнь скотоводов. Они разводили не капусту, а крупный рогатый скот, и кочевали со своими стадами с места на место. Эти люди не были привязаны к земле. Напротив, они находились в вечном поиске новых пастбищ для своих животных.

В их родной Голландии, откуда прибыли предки буров, все измерялось другими масштабами. Фермы там были небольшие — гораздо меньше, чем в других европейских странах. Луг в несколько акров считался вполне достаточным для того, чтобы прокормить среднее стадо. Но попав на Кап — где земля, кстати, далеко не всегда покрыта зеленой травой, — голландцы быстро пересмотрели свои взгляды. Теперь и пастбище в несколько тысяч акров казалось им не таким уж большим — ведь и стада заметно выросли! Поэтому буры уходили все дальше и дальше, осваивая под пастбища новые земли и лишь изредка возвращаясь к своей цитадели на берегу Столовой бухты.

Подобная жизнь коренным образом отличалась от традиционной западной модели, опиравшейся на средних размеров фермерское хозяйство. И привлекала она далеко не всех — лишь самых смелых и независимых (ну и еще, быть может, самых бестолковых и ленивых). В новой жизни не было места садовым ножницам, ее символами стали ружье и походный вагон. Это было существование под открытым небом, вдали от больших городов. Привычным комфортом приходилось, конечно, жертвовать, зато трекбуры обретали свободу, в первую очередь свободу от опостылевшей Ост-Индской компании. Некоторые из таких фермеров-скотоводов возводили маленькие белые фермы — вроде тех, что остались на западе. Другие кочевали с одной арендованной фермы на другую. Впрочем, фермами они назывались лишь по привычке. По сути же это были просто участки пастбищ, которые трекбуры на время брали в аренду. Вполне естественно, что люди эти не обременяли себя строительством капитального жилья — обитали в наскоро возведенных шалашах или лачугах. А кое-кто, из наиболее неуемных, и вовсе предпочитал ночевать в вагоне. Таким образом, мы видим, что тяга к походной, вольной жизни — когда ешь мясо с костра и засыпаешь под звездами — угнездилась в душе бура уже в самые первые годы освоения Африканского материка.