iPhuck 10 - Виктор Пелевин Страница 35

– Тогда начнем.

Консультант повернулась и неспешно пошла к тумбе с неясным экспонатом.

Мара повлекла меня следом. Я чувствовал себя маленькой обезьянкой, сидящей на плечах злой и решительной великанши, добавляет генератор метафор, и я с удовольствием вставляю это великолепное сравнение в текст.

Консультант двумя руками сняла с тумбы полупрозрачный колпак, и скрытый под ним решетчатый объект стал отчетливо виден.

Это была ржавая клетка.

Обычная клетка вроде тех, где держат птиц – с округлой верхней частью, увенчанной крючком. Жердочки для птичьих лап, однако, в клетке не было. Внутри стояло пыльное голубое блюдце, а дно было покрыто чемто похожим на окаменелый сигаретный пепел.

К прутьям клетки был прикреплен старинный эмалевый значок: вертикальный меч на фоне щита. Под значком висел голубой пластмассовый таймер, показывающий нули, разделенные двоеточиями. Дверца клетки была открыта.

– Это физический объект? – спросила Мара.

– В том числе, – ответила консультант. – Клетка реплицирована и хранится в запаснике. Здесь мы демонстрируем оригинальный файл. Наши клиенты на меньшее не согласятся.

Мара кивнула.

– Как я уже говорила, – продолжала консультант, – наши клиенты интересуются искусством, в том числе и гипсом, прежде всего как объектом инвестиций. Но в раннем и особенно среднем гипсе самым интересным направлением с критической, да и человеческой точки зрения был, несомненно, акционизм.

– Согласна, – сказала Мара.

– В то время считалось, что инвестировать в акционизм невозможно – если, конечно, речь идет об обычном коллекционере, а не структурах информационно-политического влияния. Являющееся художественным объектом действие уникально, единично и преходяще – от него, в лучшем случае, остается медийный отпечаток. Прав собственности на событие, технологий некопируемости и вообще самой концепции скрытого искусства в то время еще не существовало…

Консультант подняла руку к клетке и бережно прикоснулась к дверце.

– Прорыв произошел, когда на одной из московских арт-биеннале родилось понятие «акционистический эстамп». Или, как стали говорить, акцио-эстамп. Не будем лукавить, причиной была именно потребность в том, что называется «investment vehicle»[18]. А когда появляется экономическая необходимость, человеческий ум проявляет удивительную изобретательность.

– Кто именно был автором идеи? – спросила Мара.

– Сейчас трудно установить точно, хотя претендуют многие. Сколько лет прошло… Суть идеи сводилась к тому, что можно создать уникальное живое подобие оригинальной акции – высказывания, которое, как и оригинал, будет протекающим во времени процессом. Мало того, таких живых текучих репрезентаций может быть несколько. Именно поэтому идея получила название «эстампа». Эстамп, как вы знаете, это гравюрный оттиск – но он считается оригинальной акции-высказывания, если оттиски выполнены самим художником. Эстампы Сальвадора Дали, например, чрезвычайно…

– Я в курсе, – улыбнулась Мара.

– Работать над первой в мире серией инвестиционных акцио-эстампов пригласили художника с мировым именем – ведущего российско-французского акциониста Павленского. В Москве был проведен специальный телефонный опрос с целью определить его самую популярную у современников работу. С большим отрывом ею оказалась акция «Хуй в плену у ФСБ».

Мара нахмурилась.

– Это разве работа Павленского?

– Да, конечно. После одной из своих акций Павленский провел в плену у ФСБ примерно семь месяцев, что вполне можно рассматривать как художественную работу. У Павленского, конечно, были и более яркие с теоретической точки зрения высказывания – хотя бы антитрамповская акция «Pussy Grab #3», после которой спецслужбы вынудили его покинуть Россию – но по просьбе спонсоров кураторы не стали входить в открытый конфликт с парадигматической культурной доминантой своего времени и проявили в этом выборе определенный конформизм.

– Понятно, – вздохнула Мара. – Зассали.

– Можно сказать и так, – улыбнулась консультант. – Поскольку Павленский просидел семь месяцев, на тот же срок следовало раздвинуть динамическую эстамп-репрезентацию этого события. Всего было решено выпустить двенадцать акцио-эстампов. Больше уже походило бы на промышленное производство.

– Ага, – сказала Мара, глядя на клетку, – я начинаю… Это и есть эстамп?

– И да и нет. Эстамп представлял собой запертую в клетке на семь месяцев морскую свинку. Запирал их лично Павленский, и ему удалось нелегально протащить в вечность цитаты из других своих работ. Он проткнул каждой свинке мошонку такой маленькой брошью – серебряной английской булавкой с крохотным кусочком кремлевского булыжника. Серебро нужно было для того, чтобы не было нагноения, потому что…

– Знаю, – кивнула Мара.

– И отрезал кусочек уха. Совсем небольшой – отщипнул каттером для ногтей. На шее у свинок, как и у самого Павленского во время некоторых акций, висела картонная бирка со словами «Свободу Pussy Riot!» Pussy Riot в это время были уже свободны, но международный арт-рынок тех лет требовал резонансных и узнаваемых культурных кодов. По этой же причине в качестве матов-подстилок в клетках использовалось англоязычное издание переписки Надежды Толоконниковой со Славоем Жижеком. К сожалению, эти брошюры сильно размокли и до наших дней не дошли. Кроме того, у свинок была зашита пасть – питание они получали по установленному ветеринаром катетеру из прикрепленной к клетке бутыли… Вот здесь, видите, фрагменты креплений.

Консультант указала на два коротких куска проволоки, отходящих от клетки.

– Подождите, – сказала Мара, – но если им зашивали пасть, зачем здесь блюдечко?

Консультант подняла палец.

– Вот видите! Вы уже задаетесь неудобными вопросами, а значит, искусство добилось своего. Вы же куратор, Мара. Мне ли вам говорить, сколько здесь может быть разных ответов! Некоторые даны еще до нашей эры. От жажды умираю над ручьем…

Мара неуверенно кивнула. Отлично играет, подумал я.

– А вот эта коробочка, – продолжала консультант, – как вы уже догадались, таймер. Включенный на семь месяцев таймер, подчеркивающий ограниченность репрезентации во времени. В этом проявилась характерная двойственность акцио-эстампа: с одной стороны, перед нами объект, с другой – процесс. Для своей эпохи все это было чрезвычайно новаторским.

– И куда делись эти эстампы?

– Они был проданы на биеннале. Или на триеннале. Ушли за границу – что называется, со свистом и за большие деньги. Клевреты режима утверждали, что это был способ финансирования культурного майдана зарубежными структурами влияния, поскольку прямые гранты к этому моменту были запрещены. Но два эстампа были приобретены крупными фигурами из Чечни, которых в подобном заподозрить трудно.

– Неужели чечены купили? – удивилась Мара.