Держитесь, девушки! (сборник) - Надежда Веселовская Страница 35

– Я его убью, – в третий раз тупо повторила Валька, разом оборвав свое метанье на софе.

– Кого? – так же тупо спросила я.

– Врача, который делал УЗИ.

– То есть делал тебе аборт… тьфу, ведь ребенок-то родился! С ним что, не все в порядке? Врач УЗИ пропустил какую-нибудь болезнь?

– Он ничем не болеет. Но это не спасет ублюдка от моей мести…

– Кого, врача? Похоже, у тебя, Валька, алкогольный психоз!.. Кстати сказать, тебе крупно повезло, что ребенок родился здоровым. Насколько я знаю, у пьяниц с этим проблемы!

– Я не была тогда пьяницей. Садику уже пять лет.

– Садику?.. – Я была так ошеломлена, что переспросила имя, хотя на самом деле меня больше поразил срок.

Пять лет! Значит, Валька носила его, когда у меня самой была эпоха конкурса и я ничего вокруг не замечала. Пять лет… Когда нам с Валькой было по пять, мы уже вовсю хозяйничали в нашем дворе, все соображали, прятались за кустами от бабы Тоси, интриговали против девчонок из соседнего дома и прочее. Мы были личностями – значит, Валькин Садик тоже уже личность. Но почему тогда он не наследует законно принадлежащую ему территорию: нашу прежнюю горку, недавно отремонтированные качели, новую песочницу? Почему он не наследует наше детство?

– Я зову его Садиком. А на самом деле – Садат, – смахнула слезы Валька.

– Он сын Расула? – догадалась я.

– Ну да. Когда я пришла в фирму, Расул сразу обратил на меня внимание. Сделал своим секретарем, хотя я в этом ни уха ни рыла. Но там одна женщина все делала за меня, оператор по совместительству. Расул ей приплачивал, а настоящую зарплату секретаря получала я…

– Да ладно о зарплате! Значит, этот Расул стал тебя использовать?

– Он не использовал, – Валька вскинула голову, тряхнув непросохшими длиннющими волосами. Ее лицо вдруг приняло гордое выражение, что при опухших подглазьях и косящих зрачках было, правду сказать, не очень убедительно. Наши школьные девчонки, окажись они тут, прыснули бы со смеху. Но мне было не смешно: я уже подозревала, что от этой истории скорее придется плакать.

– Как же не использовал, если ты стала с ним жить…

– А я в него влюбилась, – победоносно парировала подруга. – Я его и сейчас люблю!

– Так почему же… – Теперь я совсем ничего не понимала: любит, родила, Расул по сию пору заботится о ней… взять хотя бы шубу или этот самый евроремонт!

Но самое главное – где ребенок? И причем тут врач УЗИ, которому угрожает насильственная смерть?

– Он меня предупреждал… – глухо сказала Валька. – Заранее говорил: хочешь, роди от меня, но если будет ма… если мальчик, то я его увезу, – с трудом выговорила она. – У нас, говорил, мальчиков старухи воспитывают, в ауле. А если девочка, останется у тебя, и растить будем вместе. Так вот я, как только залетела, сразу на УЗИ…

– И тебе сказали, что будет девочка, а на самом деле родился мальчик?

– Я убью его… – мрачно подтвердила Валька. Ее только что безвольно свисавшие руки сжались в кулаки.

В этот вечер мы долго не могли расстаться. Я пыталась Вальку утешать, но стоило мне только представить, что это мой собственный сынок живет где-то далеко, и я его, может быть, никогда не увижу, – как слова утешения замирали у меня на губах. Но врач УЗИ был, по-моему, не виноват. Его, наоборот, следовало поблагодарить: не ошибись он тогда, вышло бы куда хуже. Тогда Валька могла сделать аборт, и ее Садика вообще не было бы в живых.

– А Расул… если он тебя любит, почему не привезет ребенка, хотя бы на время? Чтобы тебе с ним немножко пожить?

Валька надула губы – видно, такая мысль и ей постоянно приходила в голову. Но толку с того было мало: Расул не привозил сына. Странно, что Валька, при ее характере, еще не задала ему такого перцу, чтобы он долго не прочихался. Неужели ее любовь к фирмачу сильнее материнской? Но тут я поняла: дело, наверное, в тайном страхе порвать единственную ниточку, связывающую ее сейчас с сыном. Ведь если послать Расула куда подальше, она вообще не будет ничего знать о Садике. А так она хотя бы информирована: ее сын жив, здоров, подрастает, хотя и на чужих руках. Опять же фотографии…

Их в Валькином компьютере оказалось много: и Садика-грудничка, и постарше, и еще старше. Валька показывала их мне со слезами на глазах. Особенно тяжко ей приходилось, когда в кадре на заднем плане оказывалась какая-нибудь восточная старуха в черном платке или просто чьи-то руки, поддерживающие ребенка. Ведь эти руки по праву должны были быть Валькины, либо ее матери, тети Тамары, либо бабы Тоси.

Я обещала подумать, что предпринять в данной ситуации. Может быть, Вальке удастся умолить Расула, чтоб взял ее с собой, когда в очередной раз поедет в аул? Но не хотелось произносить вслух то, что, наверное, приходило в голову и самой Вальке, – Расул не захочет знакомить сына с такой матерью. Во-первых, не мусульманкой, во-вторых, пьющей. А пьет Валька из-за того, что ее разлучили с Садиком. Такой вот замкнутый круг…

Мы еще посидели, обнявшись, на неприбранной Валькиной постели, но теперь у меня и в мыслях не было осуждать подругу за хаос в комнате. Как она еще совсем не свихнулась?

– Матери своей не говори, – предупредила Валька на прощание. – Это я тебе так рассказала, раз уж мы наткнулись на фотку. А вообще об этом никто не должен знать!

Она была последним человеком, от которого я прежде могла ожидать роковой тайны. Но, видно, жизнь все выворачивает по-своему.

Домой мне было недалеко – с четвертого этажа на седьмой. Но, поднимаясь по лестницам, я услышала звуки, говорящие о том, что на чердаке снова собрались ночевать бомжи. Это для меня прямо неразрешимая проблема. Вроде бы дворник должен блюсти порядок и выгонять из подъезда нетрезвых, грубых и дурно пахнущих людей! Главное, опасных. Ладно, напачкают на чердаке – уберу. А станут ночью курить, да еще спьяну, – кто побеспокоится о пожарной безопасности? Все это было несомненно, и я вполне сознавала свои обязанности. Но как выгонишь на мороз тех, кому некуда идти? А недавно, когда я все-таки закричала на скорчившегося между этажами человека в пахучем тряпье, он вдруг подтянул к себе костыли и, когда встал, оказался калекой. У него не было одной ноги. После этого я бросилась к себе в каморку и бегала из угла в угол, не зная, что делать: искать ли этого одноногого бомжа, чтобы просить прощения, или радоваться, что он ушел и, значит, проблема на сегодняшний день решена? Если бы он был в подъезде один, я бы закрывала на него глаза и даже старалась стать полезной: принесла бы ему поесть, потом горячей воды… Но бомжи обычно ходят группами: приютишь одного, а завтра он с товарищем, и еще с товарищем. Так что наш подъезд превратился бы в ночлежку…

И все-таки я дала себе клятву не выгонять бомжа, у которого нет ноги. Вот хоть на куски меня режьте, не смогу идти против него со шваброй наперевес! Ведь у самой-то меня руки-ноги целы, так какое у меня право доставлять калеке лишние неприятности? Пусть, решила я, по этому бомжу проходит в моей совести демаркационная линия. Его не гоню, а всем остальным – добро пожаловать вон.