В предчувствии апокалипсиса - Валерий Сдобняков Страница 35

На поэтические вечера студенческой молодёжи приходили горьковские писатели, нередко они выступали вместе с нами, относились к нам, я бы сказал, по-отечески. И не случайно, когда в Горьком в начале шестидесятых проходил пленум Союза писателей России, нас приглашали туда, мы читали свои стихи в обществе известных советских поэтов. Когда закладывали памятник Борису Корнилову в Семёнове, мы тоже принимали участие. Помню, как сидел за столом в корниловском доме вместе с Ольгой Берггольц, Владимиром Цыбиным, Олегом Дмитриевым, Александром Люкиным, мы читали по кругу стихи, мать Бориса Корнилова угощала нас пирогами и брусничной водой.

Мы в ту пору взахлёб читали Евтушенко, Вознесенского, Ахмадуллину, Рождественского, выступали со своими ещё несовершенными виршами перед рабочими и колхозниками, студентами и интеллигенцией на сценах клубов и Домов культуры различных сёл и городов области. Тогда в ходу были стихи: «Что-то физики в почёте, что-то лирики в загоне…» Но это неправда. Лирики тогда были востребованы как никогда. И на вечера поэзии те же физики ломились в переполненные залы, поэты были нарасхват. Жизнь была интересной, духовно насыщенной, хотелось писать стихи о самом сокровенном. Мы много критиковали – и справедливо и несправедливо – друг друга, мы восхищались друг другом, мы учились понимать, что хорошо в литературе, что плохо…

Замечательная была пора!

B. C. Вы сразу в своей поэзии пришли к «почвеннической» теме? Соблазн поиграть в либерализм, свободу слова не искушал?

Н. Р. Этим соблазном, мне кажется, все молодые поэты переболели в ту пору. Все мы (за малым исключением), пришедшие из глубинки, из малых городов и деревень, плохо ещё разбирались в главном, нам недоступны были многие факты и сведения о правде исторического процесса. Да и нелегко было сразу во всём разобраться. С одной стороны – в космос полетели, целину освоили, построили мощные заводы, гидроэлектростанции, с другой – разрушение деревни, народной культуры, духовных основ нации, традиций, устоев, корней, активное наступление западных «общечеловеческих ценностей». Правда, я быстро переболел «эстрадной» поэзией, я интуитивно почувствовал, что мне ближе Владимир Соколов, Анатолий Передреев, Станислав Куняев, Николай Рубцов, Юрий Кузнецов. Но это чуть позднее. А тогда, в самом начале, были поиски себя, своего места в литературе. В молодости каждому хотелось «воспеть свободу миру, на тронах поразить порок». Романтика молодости. Потом происходит более глубокое осмысление жизни. И всё равно поэт должен быть гражданином, неважно – лирик он или нет. Я так полагаю. Ещё второкурсником я написал стихотворение, в котором были такие строки: «Но из деревни, плюнув всем назло, уходят в город парни и девчонки». Об исходе из деревни тогда ещё не писали. Прочитал я на студенческом вечере этот стих и имел оглушительный успех. А в очередном номере «Горьковской правды» по мне прошёлся партийный критик. И крепко прошёлся. Я думал, ну, всё, вызовут куда надо. Нет, обошлось. А Юра Адрианов на литкружке заявил: «Вот Коля Рачков о деревне пишет лучше нас, потому что он хорошо знает деревню. Надо каждому знать хорошо то, о чём пишешь…» Но ведь «почва» – это жизнь. Не важно, о деревне пишешь или о городе. Я хорошо знал мир деревни, о нём я и старался писать с любовью и болью. Скажу так: всю жизнь я писал о Родине, о жизни, о любви…

B. C. В вашей поэзии много сострадания – к униженным старикам, вообще к обездоленным в сегодняшнем времени людям. Это нравственное качество было свойственно многим русским творцам не только в литературе, но и в живописи, музыке. Вы ощущаете себя продолжателем их традиций? И вообще, кто из предшественников, из классиков оказал на ваше творчество самое значительное влияние?

Н. Р. Честно говоря, я никогда не задумывался, чьи традиции продолжать. Есть русская классическая поэзия. Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Фет, Бунин, Блок, Есенин, Твардовский – вот путевая дорога отечественной поэзии. Если бы в их строчках не было сострадания к человеку, разве бы их так чтили в народе? Когда я писал о Любке, Матрёше или Пелагее, я писал не просто об односельчанах, я писал о целом поколении женщин, потерявших мужей на войне. Мне хотелось рассказать всем, какие это были труженицы и матери, на плечах которых Родина воскресла из пепла и поднялась до космической высоты. Я уже не раз говорил, что мне не надо было выдумывать своих героев – они жили вокруг, я только с любовью дорисовывал их портреты, чтобы вся Россия узнавала в этих образах себя. Таких бескорыстных и терпеливых людей не было и уже больше не будет, наверное, потому что на дворе другая цивилизация.

B. C. Ну, тогда, может быть, поделитесь своими впечатлениями, оценками, как бы в противовес прошлому, о сегодняшнем литературном процессе в России. Кто из современных писателей, поэтов вам, по внутреннему ощущению, наиболее близок? Конечно, я имею в виду их конкретные произведения.

Н. Р. Трудный вопрос. В своё время буквально потрясли мою душу «Привычное дело» Василия Белова, «Братья и сёстры» Фёдора Абрамова, «Царь-рыба» Виктора Астафьева, «Живи и помни», «Уроки французского» Валентина Распутина, «Сороковой день» Владимира Крупина, произведения Евгения Носова, Юрия Казакова, Виктора Лихоносова, Юрия Бондарева, Владимира Личутина, Виктора Потанина. Недавнее произведение Валентина Распутина «Дочь Ивана, мать Ивана» – это одна из самых смелых и ярких в художественном отношении книг наших дней. Скажу так: Валентин Распутин – великий русский писатель, не разменявший ни совести, ни таланта на дешёвую славу современных лжекумиров от литературы. В прошлом году я прочитал книги Михаила Чванова «Мы – русские?» и «Вверх по реке времени». И ещё раз порадовался за нашу отечественную прозу. Большой, честный художник слова. Вся беда в том, что литературный процесс в стране разорван, мы плохо подчас знаем друг о друге, хорошие книги издаются мизерным тиражом в своих регионах. О них молчит телевидение, молчит пресса. Вот она – идеология! Зато издают столько чепухи, что отбивают охоту читать. Особенно много слабых стихов печатается, графоманы на коне.

А поэзия – дело тонкое, дело вкуса, художественного вкуса, одному близок один поэт, другому другой, мне нравятся отдельные стихи у некоторых ныне пишущих, но не буду называть их имён. Зачем? Хорошие стихи говорят сами за себя, как тот самый мускус, спрятанный в кармане… А вообще, у меня на этот счёт есть и такое мнение: