Записки фельдшера - Олег Врайтов Страница 35

— Не, мужики, я так не могу.

— Альберт, ты что, охренел? — спросил Серега, занимая позицию слева от него. — Ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь?

— Нет, не понимает, — включился я. — Альбертик, родной мой, ты хоть башкой своей догоняешь, что ты Конвенцию Четырех Созвездий нарушил?

— Кого? — ошарашенно спросил мужик.

Новость, правда?

— Конвенцию, кого! Переспал с жительницей туманности Андромеды, не оформив документов, и думаешь, что все так прокатит? Да нам Альфа Центавра так холку намнет, если узнает, что год враскоряку ходить будем. Ну и облучился, само собой.

— Где облучился?

— Да здесь же, — фыркнул Серега. — Волос из языка растет? Растет! Думаешь, отчего? Я тебе объясню — ДНК у вас несовместимы, вот и мутировал ты. Так что надо тебе срочно ехать и колоть анатоксин, чтобы это прекратить.

— Пошли, пошли, — тороплю я его, помогая выбраться из-под лавки. — Никуда она не денется, поле надежное, выдержит.

— Точно?

— Обижаешь…

Заболевший тезка Эйнштейна покорно брел до самой машины, после чего вдруг, без всякой видимой причины, прыгнул на меня, нанося удар кулаком в ухо. Я, ибо был начеку, увернулся, хватая его за бьющую руку и швыряя через вытянутую ногу на землю. Вдвоем с Серегой мы скрутили ему руки и буквально закинули в салон «газели», потому что Альберт идти не хотел, упираясь грязными кроссовками в порог машины и крича что-то дурным голосом. Впрочем, в машине он сразу утих, несколько раз шмыгнул носом и забился в угол. Мы ему не препятствовали — пространство между носилками и лавкой маленькое, особенно не поскачешь, а задняя дверь закрыта на замок и еще, для надежности, прихвачена крючком на стальной проволоке, прикрепленной к лафету носилок.

Минут через пять в кабину забралась Анна Викторовна.

— Ребята, готовы?

— Готовы.

— Не стали вязать?

— Да ну его — вязки пачкать, — отмахнулся Серега. — Удержим.

— Смотрите сами. Коля, в наркологию.

И вот мы едем, а точнее — ползем обратно в Центр, исходя потом в раскаленной солнцем, стоящим в самом зените, машине. За окном, словно издеваясь над нами, играет яркими бликами светло-зеленая гладь моря, практически ровная, без всякого колыхания и грязи, которую никак не разгребут на городских общественных пляжах Центрального района, чистая настолько, что даже с дороги видно каменистое дно. Хочется прямо отсюда, с обрыва, прыгнуть в эту прохладную соленую воду и не выныривать, как минимум, до вечера.

— Палыч, прибавь оборотов, а? — умоляюще просит Серега. — Сколько можно телепаться?

— Там фура идет, не обгонишь, — флегматично отвечает водитель.

Наш водитель Николай Павлович имеет два почетных звания — Тормозяблик и Небесный Тихоход, потому как ходит и ездит он с одинаковой скоростью — очень медленно, ибо является живой и ныне здравствующей квинтэссенцией вселенского пофигизма. Никакие крики, понукания и угрозы на него не действуют, на все он реагирует равнодушным молчанием либо краткими ответами, ненавязчиво посылающими нас в пешее эротическое путешествие, преимущественно с уклоном в сторону мужской урологии. Впрочем, даже эти посылы звучат лениво, без необходимой в данном случае экспрессии и жестикуляции.

— У-у, гад, — пробормотал я.

— Кого? — оживает Альберт.

— Да никого, сиди спокойно.

— Мужики, курить есть? — помолчав минут десять, спросил пациент.

— Есть, но у нас в машине не курят, — отрезал Серега.

Клиент беспокойно завозился на лавке. Надо его развлечь разговором, пока опять чего-нибудь не придумал. Этого инструкция тоже не предусматривает, а жаль. Очень действенно.

— Слышишь, Альбертик, — позвал его я, протягивая ему бланк сообщения в поликлинику с обратной, пустой, стороны. — Чего тут нарисовано, никак не разберу?

Тот взял лист и начал его вертеть.

— Да баба голая какая-то…

— И все?

— Ну… вот еще дорога, мужик там стоит возле колодца… О, черти вот тут, в углу!

— Какие черти? — заинтересовался Серега.

— Черные, синие и другие, — пояснил клиент.

— Другие — это какие?

Альберт погрузился в глубокую задумчивость. Вот и пусть думает.

— Так я ж вообще, того… — внезапно сказал он куда-то за шкаф с инвентарем. — Не ходил даже туда.

Все понятно, переключился на другую волну. Алкоголики с делирием слышат голоса, идущие откуда-то, в нашем случае — из-за шкафа.

— А ты чем вообще занимаешься в жизни? — снова спросил я. Ответ в принципе у них у всех стандартный — «временно не работаю», даже если это «временно» растягивается лет так на двадцать.

— Людей правлю, — смущенно ответствовал клиент.

— В смысле?

— Ну, что — в смысле? Там… у кого три ноги — две делаю, у кого рук нет — выращиваю… вообще, из динозавров даже людей делаю!

— Поганец ты, поганец, — сокрушенно покачал головой Серега. — Я-то, балда, думал, эволюция там, метеорит упал — а вот куда динозавры сгинули, оказывается! Ты из них людей понаделал!

— Хоть бы одного оставил, — поддакнул я. — Любопытно посмотреть на них.

— Так у меня дома есть! — оживился клиент. — Хочешь — принесу?

— Договорились. Сейчас только дела сделаем, и принесешь.

Альберт надолго замолк, и остальную часть дороги мы проделали в молчании. В городе страшенные пробки, тянущиеся до самого Краснодарского кольца — центральной транспортной аорты города, все полосы дороги забиты в три ряда в каждую сторону. В одной безнадежно застряла наша же бригада, отчаянно пытающаяся проложить дорогу воем сирены и светом проблесковых маячков. Бесполезно, разумеется, — люди не любят «Скорую» и не торопятся пропустить машину. Возможно, потому, что искренне считают, что беда бывает только с другими, и не допускают самой мысли о том, что бригада может сейчас ехать к их же близким.

Толкотня в пробке заняла у нас сорок минут. Все это время мы стояли перед дилеммой — закрыть окно, чтобы не задохнуться от выхлопных газов идущего с нами борт о борт «КамАЗа», или не закрывать его, чтобы не отдать Богу душу от духоты и специфического запаха нашего пациента.

Наконец, вырвавшись из автомобильного плена, наша бригада въехала во двор наркологического диспансера. Диспансер располагается в одноэтажном приземистом здании, ранее отведенном под какую-то сгинувшую в эпоху перестройки воинскую часть. Размерами он невелик, имеет около восьми палат и одну палату интенсивной терапии на три койки. Куда они девают наших алкашей, которых мы исправно поставляем в довольно больших количествах, самому интересно. Территория огорожена шатким деревянным заборчиком, который более бы удачно смотрелся на придомовом огороде какой-нибудь бабушки-пенсионерки, нежели в ЛПУ [15]. Впрочем, чего судить — в ПНД [16]вон вообще, хоть забор и бетонный, да в нем такие дыры имеются, что танк проедет, не поцарапав краску.