Нетаджикские девочки. Нечеченские мальчики - Дмитрий Соколов-Митрич Страница 35

Эти слова глава районной администрации Иван Шульц произнес 17 января на последнем сходе суровикинских жителей, состоявшемся после серьезной межнациональной стычки. Я видел это выступление, оно записано на видеокассету. В зале тогда собралось около 700 человек. На сцене в президиуме кроме Шульца начальник районной милиции Иван Горин (теперь уже бывший), прокурор Дмитрий Коробов и казачий атаман Олег Маняшкин. Публика громко обзывала их всех «кавказскими пленницами» и смеялась, когда те пытались доказать, что «все под контролем». Фраза про чеченский беспредел вырвалась у главы администрации в отчаянной попытке хоть как-то сохранить авторитет. Люди главе вроде бы поверили и разошлись. Но пресечение беспредела ограничилось тем, что через несколько дней Шульц подписал постановление о запрещении в городе массовых мероприятий.

– А почему «кавказские пленницы»? – спрашиваю я у Каштана.

– Да потому, что они у них с рук едят. Я думаю, они и сами рады были бы вырваться из этого плена, а уже не могут. Мы раньше-то не знали, как эти люди плетут свои сети, а теперь знаем. Они начинают с услуг: там на шашлык позовут, там коньячком угостят, там деньгами помогут, там в женском вопросе подсобят. И так постепенно не заметишь, как ты уже у них на крючке.

Новогодний бунт

Межэтнические столкновения, в которых оказались замешаны братья Гелаевы, начались 1 января с пьяной драки в питейном заведении «Последние деньги». Подрались русский и чеченец; охранники выставили обоих за дверь, и там чеченец потерпел поражение. Этим, однако, дело не закончилось. На следующий день соплеменники чеченца назначили обидчику и его приятелям «стрелку» возле кафе «Вечернее».

– Туда приехали от наших шестеро человек, – рассказывает охранник «Последних денег» Владимир Мануйлов. – Думали, этого достаточно. Но чеченцев приехало в несколько раз больше, поэтому разговор получился короткий. Они дубинами расколошматили машину, всех изувечили, больше других досталось Казаеву и Ляпину – они оказались в больнице с проломленными головами. Но и на этом чеченцы не успокоились. Утром 8 января к нам в «Последние деньги» заявились Гелаевы – два двоюродных брата, оба Асланбеки. Мы их различаем по прозвищам: одного зовут Шрам, потому что у него шрам на голове, он двоюродный брат Шуды, а другого – Рыжий, он же Бешеный. Этот майору приходится родным братом. Они у местной диаспоры «торпеды». Решают вопросы такими методами, которыми более представительные люди пользоваться не могут. Вместе с ними приехал и сам майор Шуды Гелаев, но он внутрь заходить не стал. Зачем они пришли еще раз? Дело в том, что на прежнюю «стрелку» к ка­фе «Вечернее» не явился Сергей Жуков – тот самый, что избил чеченца 1 января. За ним они и пришли…

Мануйлов кое-что не договаривает: для визита чеченцев утром 8 января в «Последние деньги» была еще одна причина, о ней мне рассказал прокурор района Дмитрий Коробов. Дело в том, что 8-го утром в кафе находились братья Амирханян. Эти самые братья провернули одну нехорошую аферу, и если судить «по понятиям», они суровикинских чеченцев просто подставили: «Дали под проценты 60 тысяч рублей фермеру из соседней станицы Обливская, – рассказал мне прокурор. – А чтобы тот наверняка отдал, сказали, что это деньги Гелаевых. Когда пришло время расплаты, фермер был не при деньгах. Амирханяны включили счетчик. За короткое время накрутилась сумма, равная стоимости комбайна, который в один прекрасный день армяне и попытались изъять у фермера, прикрываясь авторитетом братьев Гелаевых. Фермера такой подход не устроил, и он побежал к своей «крыше» – тоже чеченской, умоляя, чтобы те договорились со своими соплеменниками об отсрочке. Тамошние чеченцы приехали к здешним, а те ни сном ни духом. Естественно, Гелаевым это не понравилось, и они приехали задать Амирханянам несколько неприятных вопросов. Поскольку вопросы Шрам и Рыжий задавали, приставив к виску одного из армян дуло пистолета, дальнейшие события развивались бессмысленно и беспощадно.

Хозяин «Последних денег» Бальцкевич и охранник Мануйлов выставили чеченцев за дверь и зачем-то решили защищать нашкодивших армян до последней капли крови.

– Мы тут же поцапались с Шуды, – вспоминает теперь Бальцкевич. – Он мне пытался доходчиво объяснить, с кем дружить надо, а с кем не надо. Нормально, да? Майор милиции приезжает на разборки вместе с бандитами. Зачем, мол, мне эти армяне. А я и сам не понимаю зачем, просто достали меня уже эти чеченцы, и случай с армянами стал последней каплей. Сначала драка 1 января, потом побоище 2 января, теперь еще эти разборки. Да и до 1 января чеченцы устраивали такое, что мама не горюй…

– Того же Лешку Маслова они год назад уже вывозили в лес и били, – включается в разговор владелец магазина запчастей Александр Сысоев. – Тогда народ собрался на «стрелку» на рыночной площади, только вместо чеченцев приехала милиция. Кого задержали, кто убежал. А лично со мной был такой случай. У меня как-то раз сын загулял, и я поехал его искать по городу. Смотрю, он с приятелем выезжает на дорогу. Ну я за ним. И тут из подворотни выезжает «десятка» с тремя «шестерками» и так вальяжно едет прямо по осевой. Ни слева не обогнать, ни справа. Я сначала фарами поморгал – не реагирует. Стал сигналить – уступила. Но не успел я оторваться вперед, как та же «десятка» обгоняет меня, подрезает и останавливает на обочине. Из машины вылезают чеченцы, и Шуды с ними. Ко мне подходит один, открывает дверь и начинает бить. По встречной едет милицейский патруль, все это видит, но проезжает мимо. У меня была арматура, но я сдержался. Решил сделать все по закону, еду, избитый, в милицию. Подъезжаю – смотрю, стоит та же самая «десятка» и Шуды на капоте сидит. Не успел я войти внутрь, как он начинает меня материть, дескать, если ты мужик, на х… в ментуру идешь, давай разберемся по-мужски, один на один. Все это видят куча ментов и молчат.

Я бывший военный, могу и по-мужски, но понимаю, что он мне тогда пришьет нападение на офицера милиции при исполнении. Молчу, иду дальше. Тогда он просто преградил мне путь и начал бить на глазах у всего личного состава РУВД. И все молчали! Даже один приятель, я с тех пор с ним не разговариваю. Я уже весь в крови. Так, думаю, все понятно, надо идти в поликлинику освидетельствоваться. Разворачиваюсь и ухожу. Он меня догоняет и еще несколько раз бьет в морду. Короче, я освидетельствовался, прихожу к начальнику милиции Горину, мол, что за беспредел. Тот бьет себя пяткой в грудь: пиши заявление, завтра же его посажу. Пишу заявление, в течение 10 дней они должны по нему возбудить уголовное дело. И тут начинается ко мне великое посольство: каждый день приходят чеченцы, говорят, что надо забрать заявление. Не угрожали, правда, но наседали упорно. Даже главный судебный пристав приходил, Кочиев. Он осетин, но тоже с ними заодно. Я ни в какую. Наконец, у жены нервы сдали. «Не связывайся, – говорит, – с ними. У нас дети растут. Что, не знаешь, как можно человека ни за что посадить? Подбросил пару патронов – и все, привет». Забрал я заявление, но осадок остался. И таких, как я, в городе много, очень много.

«Короче, накипело и прорвалось», – подытожил Бальцкевич.

Рождественский бунт

8 января в третьем часу дня возле клуба «Последние деньги» собралась толпа. Русские подтянули своих, армяне – своих. Кто-то трезвый, кто-то пьяный, но все на взводе.