Ленин. Соблазнение России - Леонид Млечин Страница 35

Его жест и его смешок показались мне неуместными и невыносимо вульгарными, особенно в этот час и в этом месте. Не помню, просто ли я промолчал, отведя глаза, или сказал сухо:

— Это их дело.

Но Сталин почувствовал, что дал промах. Его лицо сразу изменилось, и в желтоватых глазах появились искры враждебности…».

Не только заметная разница в возрасте, но и необыкновенная пылкость чувств влюбленных друг в друга наркомов, словно нарочито выставленная напоказ, смущали товарищей по партии и правительству.

По описанию его заместителя по морскому ведомству Раскольникова, Дыбенко «был широкоплечий мужчина очень высокого роста. В полной пропорции с богатырским сложением он обладал массивными руками, ногами, словно вылитыми из чугуна. Впечатление дополнялось большой головой с крупными, глубоко вырубленными чертами смуглого лица с густой кудрявой бородой и вьющимися усами. Темные блестящие глаза горели энергией и энтузиазмом, обличая недюжинную силу воли».

Жизнь казалась им увлекательным приключением. Они совершенно не понимали трагического характера происходящего вокруг них. Оказавшись в водовороте невиданных событий, они наслаждались не только друг другом, но и своей ролью вершителей судеб. Накал политических страстей только усиливал их любовные чувства.

Они оба были склонны к красивым жестам и драматическим фразам. Коллонтай, знакомая с ужасами войны лишь понаслышке, с горящими глазами декламировала:

— Какой это красивый конец, смерть в бою. Да, это то, что нужно делать: победить или умереть…

Когда Коллонтай вошла в правительство, в ее руках оказалось огромное хозяйство. Она вспоминала: «Это и приюты, и инвалиды войны, и протезные мастерские, и больницы, и санатории, и колонии для прокаженных, и воспитательные дома, и институты девиц, и дома для слепых».

«Народный комиссар государственного призрения в элегантном узком платье темного бархата, отделанном по-старомодному, облегающем гармонично сложенное, длинное и гибкое, свободное в движениях тело, — описывал встречу с Коллонтай в ноябре 1917 года французский офицер Жак Садуль. — Правильное лицо, тонкие черты, волосы воздушные и мягкие, голубые глубокие и спокойные глаза. Очень красивая женщина чуть больше сорока лет.

Думать о красоте министра удивительно, и мне запомнилось это ощущение, которого я еще ни разу не испытывал ни на одной министерской аудиенции… Умная, образованная, красноречивая, привыкшая к бурному успеху на трибунах народных митингов, Красная дева, которая, кстати, мать семейства, остается очень простой и очень мирской, что ли, женщиной».

Усилиями Коллонтай в декабре 1917 года были приняты два важнейших декрета. Один — о гражданском браке, который заменял брак церковный, устанавливал равенство супругов и уравнивал в правах внебрачных детей с законнорожденными. Второй упрощал процедуру развода, который теперь без труда мог получить любой из супругов. Эти законы были куда прогрессивнее, чем в большинстве европейских стран.

Перед революцией крестьяне устремились в город. Городская жизнь была комфортнее. Вместе с мужьями (или самостоятельно) перебирались и женщины. Они убегали в город и находили работу — становились горничными, кухарками, прачками. Это вело к разрушению семей.

В своем наркомате Коллонтай создала отдел охраны материнства и младенчества, обещая полноценную медицинскую помощь всем будущим матерям за государственный счет. Благодаря Коллонтай аборты перестали считаться преступлением:

«Я с увлечением рассказывала, какие благоприятные результаты принесло нам проведение закона, допускающего аборты. Во-первых, уменьшилось количество женских заболеваний от варварским образом проведенных нелегально абортов, во-вторых, уменьшилось число детоубийств, совершаемых чаще всего одинокими, брошенными женщинами».

Денег наркомату давали мало. Коллонтай искала возможности помочь всем своим подопечным. Декретом Совнаркома образовали Всероссийский союз увечных воинов — для помощи инвалидам войны и их семьям. 3 января 1918 года нарком Коллонтай обратилась в правительство:

«Народный комиссариат государственного презрения, сильно нуждаясь в подходящих помещениях как для престарелых, так равно и для прочих призреваемых, находит необходимым реквизицию Александро-Невской лавры: как помещений, так инвентаря и капиталов».

Совнарком постановил реквизировать помещения Александро-Невской лавры для нужд увечных воинов. Тем более что приняли Декрет о свободе совести, церковных и религиозных обществах — об отделении церкви от государства и школы от церкви.

Отряд красногвардейцев и матросов прибыл в Лавру, чтобы секвестрировать имущество и передать часть монастырских зданий дому инвалидов. Они столкнулись с богомольцами, священник Петр Скипетров был убит.

«20 января 1918, суббота, — записала в дневнике Зинаида Гиппиус. — Закончили свой III съезд с пышностью. Утвердили себя не временным, а вечным правительством. Упразднили всякие Учредительные собрания навсегда. Ликуют. Объявили, что в Берлине революция… Размахнулись в ликовании, и Коллонтайка послала захватить Александро-Невскую Лавру. Пошла склока, в одного священника пальнули, умер. Толпа баб и всяких православных потекла туда. Бонч завертелся как-нибудь уладить посередке — “преждевременно!”

А патриарх новый предал анафеме всех “извергов-большевиков” и отлучил их от церкви (что им!)».

Коллонтай не отказалась от казавшейся ей разумной мысли использовать монастыри в нуждах государства. 30 октября 1918 года в «Вечерних известиях» появилась ее статья «Старость — не проклятье, а заслуженный отдых»:

«В коммунистическом государстве не может и не должно быть места для бесприютной заброшенности и одинокой старости. И Советская Республика декретом о социальном обеспечении от 1 ноября 1917 года признала, что государство берет на себя обеспечение работниц и рабочих, достигших возраста, когда трудоспособность падает, уменьшается…

Еще одна забота коммунистического государства — это организация общежитий для пожилых, отработавших свою долю, рабочих и работниц. Разумеется, эти общежития не должны быть похожи на капиталистические богадельни-казармы, куда раньше посылали стариков и старух “помирать”… Старости близка природа с ее успокаивающей душу мудростью и величавой тишиной. Всего лучше организовывать такие общежития за городом, обеспечивая в них стареющим рабочим и работницам посильный труд…

Но где взять сейчас такие дома, здания, приспособления для намеченной цели? Дома, здания эти есть — это монастыри. Почему мы все еще опасливо ходим вокруг этих “черных гнезд”? Почему не как исключение, а повсеместно не используем эти великолепно оборудованные сооружения под санатории, под “Дома отдыха”, под “Дворцы материнства”?»

10 ноября 1918 года в «Правде» Александра Михайловна продолжила тему — как помочь инвалидам, больным туберкулезом, истощенным недоеданием:

«Что может быть более подходящим для санаториев, чем раскиданные по всей России “черные гнезда” — монастыри? Обычно они расположены за чертой города, среди полей, лугов; тут же сад, огород, коровы — значит, молоко для больных!