Храм Согласия - Вацлав Михальский Страница 35

Следующие недели Мария Александровна была занята обустройством заброшенного форта Джебель-Кебир, который она легко арендовала у петеновской военной администрации Тунизии. Как любил говаривать банкир Хаджибек: “Хочешь успеха – кати впереди себя монету”. Слава Богу, с “монетами” у Марии Александровны все обстояло хорошо. В договоре об аренде значилось, что помещения форта Джебель-Кебир со всеми окрестностями, прилегающими в радиусе одного километра, передаются в пользование Марии Мерзловска для размещения и проживания наемных рабочих и инженерно-технического персонала низшего звена, занятых на строительстве дороги Тунис – Бизерта и дальнейшей реконструкции портов Туниса и Бизерты. Вот так и случилось, что Мария Александровна нежданно-негаданно возвратилась во времена своей ранней юности, под своды форта, ставшего когда-то последним оплотом последнего Морского кадетского корпуса Российского императорского флота.

Для работы в форте Иван Павлович подобрал надежных людей из русской колонии. Каждое рабочее место ценилось в те времена очень высоко, в том смысле что работодателей было крайне мало, а желающих трудиться предостаточно. Доктор Франсуа осмотрел прибывших и каждому назначил лечение, дал лекарства. Он же и в дальнейшем обеспечивал форт медикаментами и диагностировал вновь прибывающих. За первой партией последовала вторая, третья, четвертая, пятая… Теперь переправляли из Марселя не по четыре, а по восемь-девять человек, хотя иногда и меньше, раз на раз не приходилось. К июню 1942 года Иван Павлович и два его верных товарища, боцман Федор Гаврилюк и бывший старшина первой статьи Платон Муравьев, доставили из Марселя в Тунизию семьдесят два человека. Хозяин автомобильного магазина Жан-Пьер Руссо и таксист Жак работали без сбоев. Механизм был хорошо смазан на средства все той же Марии Александровны. Блюстители немецких интересов в Марселе были не просто проплачены, а стояли у господина Руссо на ежемесячном денежном довольствии – никто из них в упор не видел яхту “Николь”, прибывавшую в Марсель три раза в месяц. Справедливости ради нельзя не заметить, что очень многие военные и гражданские из петеновской администрации служили не за совесть, а за страх, да и то не слишком большой. Неприятие немецких оккупантов к тому времени стало почти всеобщей, всенародной позицией французов.

Прямоугольный, высеченный в скалах форт Джебель-Кебир с его неприступными казематами с крохотными окнами, забранными литыми решетками, с его глубоким рвом, со стенами, выложенными диким камнем, с огромным внутренним двором снова стал прибежищем русских военных.

Раньше с трехсотметровой высоты, на которой расположен форт, летела над садами и виноградниками в долине печальная и страшная песня кадетов Морского корпуса:

Над Черным морем, над белым Крымом

Летела слава России дымом.

Над голубыми полями клевера

Летели горе и гибель с севера.

Летели русские пули градом,

Убили друга со мною рядом.

И ангел плакал над мертвым ангелом,

Мы уходили за море с Врангелем.

И еще раз:

И ангел плакал над мертвым ангелом,

Мы уходили за море с Врангелем.

Теперь в форте пели новые песни. Мария Александровна специально предупредила командиров, чтобы солдаты пели песни новых времен. Она не могла слушать без слез:

Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой!

С фашистской силой темною, с проклятою ордой.

Пусть ярость благородная вскипает, как волна,

Идет война народная, священная война!

В форте Джебель-Кебир давно все сияло флотской чистотой. Люди были разбиты на отделения, взводы, классы – последнее по уровню общеобразовательной подготовки. Люди прибывали разные, хотя и в одном возрасте, примерно от 20-ти до 23-х лет. Возраст был сложный, а общеобразовательный уровень совершенно разный. Нужно отметить, что читать и писать умели все. У одних была за плечами, в той далекой жизни, только начальная школа, у других средняя, у некоторых даже один или два курса института; наверное, третья часть была деревенских, а две трети городских или поселковых – из рабочих поселков, построенных вокруг заводов и фабрик.

С педагогами в форте все устроилось наилучшим образом. Мария Александровна наняла их в русской колонии: высокообразованных и еще крепких флотских стариков хватало и в Бизерте, и в Тунисе.

Мария Александровна настолько увлеклась новым делом, что к ней как бы вернулась молодость. Она старалась не лезть в жизнь своих подопечных, не контролировать их по мелочам, но побеседовала с каждым с глазу на глаз и составила о каждом свое мнение. Командиров отделений и взводов она назначила из числа курсантов, а командовать ими поручила помощнику адмирала Беренца Владимиру Петровичу Пустовойту, капитану третьего ранга Российского императорского флота. А, например, Андре, который собирался взять ее в плен и доставить в Севастополь, она назначила командиром отделения – по разным соображениям, в том числе и потому, что он действительно обладал крепким характером. При всей разности биографий и судеб почти все юноши были едины в своей любви не просто к России, а России советской, точнее – Союзу Советских Социалистических Республик (СССР). Хотя это пока и не было понятно Марии Александровне, но она надеялась, что со временем разберется, в чем тут дело, как это за двадцать лет все перевернулось в головах у нового поколения.

Наступила дикая жара, и, как когда-то воспитанники Морского кадетского корпуса, новые обитатели форта перебрались на летние квартиры в ров двенадцатиметровой глубины, где давным-давно состоялся спектакль “Три сестры”, после которого Мария очутилась в губернаторском доме.