Бальзамины выжидают - Марианна Гейде Страница 35

Раз за разом всё более подробно я представлял себе девушек из маленького богом забытого городка где-то на севере страны, такого маленького и такого забытого, что редакция газеты не сочла нужным даже упомянуть его имя, возможно, желая сохранить тайну девушек. Тем не менее, их фотография, чёрно-белая и в плохом разрешении, но всё равно похожая, разошлась по всем городам страны, где жители покупали газету «Скандалы», чтобы внести умеренное разнообразие в своё ничтожное существование, и вскоре подруги оказались в центре внимания своих голодных и обозлённых сограждан.

Родители младшей, и прежде осуждавшие поведение своей дочери, потому что она ушла из дома, поступила в медицинское училище, где училась на медсестру, а медсёстрам почти ничего не платят, и потому что она возмутительным образом сожительствует со своей подругой на глазах у всего города, потребовали, чтобы она вернулась домой, потому что им стало невозможно смотреть в глаза соседям, которые теперь знают, что их дочь лесбиянка и вампир. И, хотя девушки возмущённо отрицали справедливость этих слухов, указывая на то, что газета «Скандалы» печатает всякий вздор, высосанный из пальца, которому ни один разумный человек верить не станет, всё-таки родители в один прекрасный день явились в коммунальную квартиру в сопровождении лейтенанта милиции и увели свою дочь, которая пыталась сопротивляться, но, поскольку ей ещё не исполнилось восемнадцати, ничего не смогла поделать. На прощание она выкрикнула своей подруге, что непременно вернётся, как только станет совершеннолетней, и день рождения они отпразднуют вместе, когда уже никто не сможет им помешать, и очень сильно бранилась всеми непотребными словами, которые только знала.

После этого я возненавидел газету «Скандалы», из-за бестактного вмешательства которой разыгралась эта драма, позабыв, что сам только что выдумал эту душераздирающую и, по правде сказать, довольно бездарную историю, и пожелал, чтобы редакция этой газеты сгорела, главный редактор был отдан под суд за распространение заведомо ложной информации, а все сотрудники до одного были уволены. Я разрезал листы на очень маленькие кусочки, вкладывая всю свою ярость в это занятие, как будто эта ярость, не удовлетворившись малостью предмета, к которому была приложена, могла, слившись в единый поток, обрести действенность и поразить вероломных сотрудников ненавистного мне печатного органа, в угоду своей алчности и легкомыслию воспользовавшегося доверием двух невинных девушек и разрушившего их жизнь. Я до такой степени возненавидел «Скандалы», что кромсал их вдоль, и поперёк, и по диагонали, и в любом направлении, словно ожидая, что из страниц вот-вот потечёт кровь, однако ничего этого не происходило, и я продолжал употреблять обрезки для сооружения головы Минотавра, чей вид становился поистине чудовищным. Выпуклые глаза пялились рябыми бельмами, ноздри криво раздувались, один рог был короче другого, точно это были крабьи клешни. Скоро уже близилась театральная постановка, Аглая заходила теперь не так часто, всё свое время употребляя на репетиции, а в свободное время постоянно бормотала себе под нос слова своей роли: «О Чужестранец! Я укажу тебе путь из лабиринта и помогу уничтожить чудовище!» — и прочую чепуху, которую мы все вместе сочинили на уроке внеклассного чтения под управлением нашей классной руководительницы. Следовало поторопиться с работой, а заодно и закончить с историей двух девушек из маленького северного городка, ставших жертвами человеческого бессердечия и неприкрытого цинизма газеты «Скандалы».

Оставшись одна, старшая девушка сильно затосковала. Убогая жизнь в крохотной комнате коммунальной

квартиры, прежде освещённая присутствием любимой подруги, лишилась всякого удовольствия и смысла. Соседи после визита родителей второй девушки в сопровождении лейтенанта милиции стали не по-доброму смотреть, прятали вещи, еле здоровались и, стоило ей выйти из кухни, говорили, так, чтобы их было слышно, всякие гадости. Мясокомбинат закрыли, потому что больше не могли платить зарплату работникам, стало нечего есть. Девушка тосковала по своей подруге, по вкусу её тёплой дружественной крови, которая была приятней всякой другой, на коже началось раздражение, синеватыми звёздами загоравшееся на животе, груди и ляжках и вскоре распространившееся по всей коже. Особенно трудно становилось, когда над городом поднималась полная луна и городские шизофреники, число коих за последние время в разы увеличилось, бродили по городу, как сомнамбулы, шаря бессмысленным взглядом по лицам прохожих и выкрикивая всякие глупости, которые услышали по радио или прочитали в газетах. Тогда девушку охватывала неумолимая жажда крови, так что она сильно закусывала кисть и после долго слизывала скудно сочащуюся кровь. В один прекрасный день она не выдержала и, зажав в кармане скальпель, который её исчезнувшая подруга украла в медицинском училище, где училась на медсестру, с обёрнутой липкой лентой рукояткой, отправилась на улицу в поисках жертвы.

Я закончил клеить голову Минотавра, когда до представления оставалась неделя, и теперь наспех покрывал её красной и коричневой краской, стараясь придать ей как можно более зловещий и пугающий вид. Когда красная краска из набора гуаши закончилась, а она сделала это очень быстро, пришлось воспользоваться остатками масляной краски бурого цвета, оставшейся после ремонта, которой были покрашены плинтусы в квартире. Минотавр оказался пегим, бурым, красным, пачкал руки, не желал сохнуть и выглядел жалко. Я вынес его на балкон, чтобы он не вонял. Глаза я сделал чёрными, с воспалёнными белками, потому что на них перетекла красная краска с надбровных дуг, и осоловелыми. Я подумал, что, встретившись с таким чудовищем, Тесей даже не успеет вытащить меч из ножен и сразу умрёт от страха, тогда шести юношам и семи девушкам, в роли которых была задействована добрая половина класса, тоже придёт конец, а бедная Ариадна никогда не выйдет замуж. Впрочем, думал я, она и так не выйдет замуж, ведь, убив Минотавра, Тесей не сдержит данное ей обещанье и не увезёт её в Афины, после чего она сделается супругой бога Диониса, то есть станет алкоголичкой. А если так, то не имеет значения, хороша или плоха голова Минотавра, подумал я и понёс плод своего кропотливого труда, состоящий из сомнительной и недостоверной информации, на суд классной руководительницы.

Классная руководительница посмотрела на голову Минотавра и взгляд её больших глаз, словно подёрнутых влагой, стал ещё печальней. Однако она похвалила меня, потому что была очень доброй и никогда никого не ругала, сказала, что я хорошо поработал и чтобы я обязательно приходил на спектакль, потому что мне будет приятно посмотреть, как голова Минотавра смотрится на сцене, а ещё потому, что все очень старались, особенно Аглая, с которой мы дружим и которую мне обязательно следует ободрить своим присутствием. Она так сказала, потому что знала — я бы никогда не пришёл на спектакль по доброй воле, если только меня не попросить об этом специально, потому что терпеть не могу школьные спектакли, когда дети выряжаются в нелепые костюмы и без всякого выражения произносят слова, смысла которых не понимают, а я его понимал и находил очень глупым. Но я всё равно решил пойти, потому что хотел посмотреть на Аглаю, наряженную и причёсанную как царская дочь (что бы это ни значило), и потому что знал, что по случаю спектакля ей разрешат накрасить лицо, и щёки, и ресницы, которые у неё и так были очень длинные и чёрные, и даже наложить на веки разноцветные блёстки, и, кроме того, мне не хотелось, чтобы другие подумали, будто мне стыдно за голову Минотавра, которую я сделал. А пока что мне предстояла самая печальная часть истории о девушке-лесбиянке, любившей пить человеческую кровь.