Смерть это все мужчины - Татьяна Москвина Страница 35
Смерть это все мужчины - Татьяна Москвина читать онлайн бесплатно
Значит, и мне надо уходить. Да, иначе нельзя. Пока в душе зияла пустота, я имела право разделять её с нелюбимым мужчиной. Он не просил любви. Ему просто была нужна женщина. Это у них строго в разных списках. А я нуждалась хоть в какой-то опоре. Я снимала комнату в коммуналке и брала идиотские халтуры, чтоб прокормиться. Он меня спас от нищеты, и я благодарила его, как могла. Да, не идеально, однако на свой лад честно.
Но теперь – как я смогу? Это уже проституция какая-то. Придётся уходить. Опять в нищету. Опять олухам дипломы писать и учить грамоте невежд. Зарплаты «Горожанина» как раз хватит на съёмную комнату в коммуналке. Правда, может, действительно Коваленский меня пристроит на приличное место? Получается, я возьму наградные за свою разрушенную им жизнь… Кругом от них завишу. Беспросветно. Какие мы жалкие. Господи.
Я тебя умоляю, приезжай, пожалуйста. Я побуду с тобой и наберусь сил. Не от тебя, нет – я никогда чужого не беру, – а из-за тебя. Я ничего не хочу разрушать в твоей жизни, пусть всё остаётся на своих местах, и дай Бог здоровья твоим детишкам. Но мы могли бы иногда быть вместе, правда? Какой же от этого вред кому? Я много интересного знаю, я бы тебе рассказала. А можно и не говорить ничего. Раз ты любишь рисовать – я и не знала, – будем сидеть себе смирно, как два воробья на веточке, я буду писать что-нибудь или вышивать – вот ты не знаешь, а я умею, – а ты рисуй. Будем сидеть, и лежать, и ходить. Только вместе, ладно? Видит Бог, я хорошая женщина. Я умею готовить, меня бабушка Федосья научила. Я внимательно слушаю и понимаю, что мне говорят. Я не злая, не скандальная, не агрессивная. Я работница и уважаю труд. Я люблю тебя – обыкновенной, нормальной, земной, человеческой любовью, в ней нет ничего напускного, от мечтаний или сверх естества…
Сейчас ты себя этими слёзными причитаниями расквасишь вдрызг. Жизнь требует мужества, бессчётных сил. Он не приедет. Успокойся и уезжай домой. Не надо пить, плакать, вспоминать прошлое. Поищи в душе точку опоры, встань и иди.
Я ошиблась?
Ты заблудилась. А «заблудшие ходят по кругу», как утверждал блаженный Августин.
Разве то, что я чувствую, может быть заблуждением? Да если это вещество вынуть из души, из него можно сделать пару Вселенных.
Через несколько часов ты так не скажешь. Из вещества страсти делаются тайфуны и циклоны, грозы и штормы – любимые забавы твоей Мамочки, а построить из него ничего нельзя. Будь разумна.
Какое мне счастье от разума?
Трудное. Но оно есть. А ты хочешь того, чего здесь нет.
Должно быть! Иначе этот мир – не нужен! Он левый, испорченный, падший, дурной. Он – опечатка, неудавшийся фокус, бездарный стих, плохое кино. Он скучен, как книга, где нет ни слова о любви.
Нужен этот мир или нет – решать не тебе. Это не твоя задача.
– Ах, не моя… Как же, тут у вас к чему ни прикоснись – всё не моё, всё не для меня. Что-нибудь, вот интересно, положено – мне?
Сижу на берегу, на скамеечке. Скоро здесь начнутся повальные тела, любопытные взгляды, жратва, игры в мяч, хохот, мусор, оживут ржавые кабинки для переодевания… Может, это и правильно. Для меня всё было бы приемлемо, если бы мы сидели здесь с тобой – вдвоём. Дорогая, сядем рядом, поглядим в глаза друг другу, я хочу под кротким взглядом слушать чувственную вьюгу… Нестерпимо хорош этот Есенин, или как его там зовут на самом деле. Невыносимо прекрасна вся русская поэзия, неужели русские посмеют её предать, как предали они своего Бога? Забыть их всех, сгоревших в пламени Слова, отдавших душу за чистый звук? Никогда я не был на Босфоре, ты меня не спрашивай о нём, я в твоих глазах увидел море… Неужто они не понимают, что им надо твердить всё это как спасение, как молитву, как пропуск в рай, дураки русские, дураки…
У берега залив оттаял, а в глубине ещё льды. Гуляющие поглядывают на меня – наверное, говорю вслух. Трогаемся помаленьку.
С моря задул сырой сердитый ветер. Андрюша, ты где, я замерзаю. Надо возвращаться в «Дружбу», там хоть тепло.
Нет, меня никто не спрашивал. По дороге в «Дружбу» я решила купить бутылку клюквенной настойки и тщательно её спрятала от пронзительных очей Клавдии Виленовны. Она когда-то возглавляла отдел кадров мебельной фабрики и сохранила навыки социалистического человековедения. Мой моральный облик на сегодня был подпорчен, и, как это ни удивительно, я испытывала некоторое смущение перед карикатурным и бывшим, но – Хранителем Коллектива! Это только казалось, что Коллектив пал под натиском озверевших индивидуалистов, нет, Коллектив, как град Китеж, скрылся под водой и сверкал на горделивых отщепенцев проницательными лучами – в театральном гардеробе, в билетном окошечке, на бесчисленных вахтах, с контролёрского места в общественном транспорте: ты кто? ты зачем? куда собрался? купил ли билетец? имеешь ли петельку на пальто? Фамилия имя отчество год и место рождения номер паспорта серия кем выдан когда страховое свидетельство номер инн цель прибытия
С целью прибытия дела обстояли неважно. Встреча с женатым мужчиной по вопросам личного счастья. Всё, Зимина, наше терпение лопнуло, двойка за поведение и родителей в школу.
Женщины пьют скрытно – Чехов прав, об этом говорит Маша в пьесе «Чайка». Женщины многое делают тайком – стыдясь, боясь, не понимая себя. Женщины сами себе учительницы, а потому иной раз выставляют себе за год, а то и за жизнь – беспощадные оценки. Не справилась. Не смогла. Плохая девочка…
Буду пить настойку и смотреть телевизор. Я понимаю, что я в ловушке. Жизнь требует мужества… – я узнала ваш голос, Евгений Николаевич. Остальные голоса неведомо откуда, а вот вашу мягкую, ласковую и грустную интонацию я всегда узнаю. Это вы говорите мне о терпении и осторожности, вы и при жизни толковали о том же.
Евгений Николаевич Калинников, мой учитель, читал курс русской литературы в Московском университете, и только благодаря ему я доучилась и написала диплом. Тихий, порядочный человек, Калинников сторонился могучих внутрикафедральных разборок, предпочитая усиленно корпеть над отдельными учениками. Детей, детей надо спасать, – сказал он мне однажды. Он был изящен, остроумен, тщательно следил за чистотой внешнего облика, лекции читал великолепно, и разбитные мещанские девицы, которым приспичило делать преподавательскую карьеру, неустанно и решительно, по мере возвышения, задвигали Калинникова куда подальше. Я его любила безнадежно. Евгений Николаевич был женат на милейшей женщине, своей ровеснице, бесполой седой девушке, имел учёную дочку, знавшую несколько языков (в их числе ирландский и сербский), но не это было препятствием к исполнению любви. Его героическое, усталое существование ничем, никаким краешком не могло соединиться с моей бесформенной горячкой. Он поддерживал меня, как мог, помогал всеми силами, но сознательно и очевидно не подавал никаких надежд. Всё было так ясно, что мы про это даже не разговаривали. Стороной, уже после защиты диплома, я узнала, что Калинников таки завёл роман с аспиранткой-татаркой, очень прилежной и весёлой, но отличавшейся удивительно кривыми ногами. Убывая из Москвы, я попрощалась с учителем, пригласив его отужинать в маленькой кофейне на Рождественском бульваре, и не удержалась от запоздалого упрёка – что же вы, Евгений Николаевич, разве не понимали… Могли, извините за пошлость, получше провести время… Он смотрел на меня с любовью, только любовь эта была, как незаконнорожденный ребёнок, отправлена восвояси и давно оплакана.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments