Просвещенные - Мигель Сихуко Страница 35

* * *

Дульсе и Джейкоб обогнули бассейн на полном ходу. Джейкоб бежал, как будто у него горели штаны. Руки, ноги, золотые локоны Дульсе мелькали так, что уже не различить. Она указала на времянку, где садовник хранил свой инструмент.

— Туда, — прошептала она. — Надо сделать так, чтоб они нас увидели.

Джейкоб не поверил своим ушам:

— Ты серьезно?

Дульсе кивнула в ответ:

— У меня есть план.

Они зашли в темную времянку. Дульсе нашла моток веревки, привязала один конец к дверной ручке, протянула ее в дальний конец помещения и села в углу.

— Так, — сказала Дульсе, — я останусь здесь, а ты выйдешь, чтоб они тебя увидели.

— Что?! Я?! Да ты спятила!

— Я старше тебя на месяц, так что слушайся. Кроме того, ты еще вчера говорил: я всего лишь девчонка.

— Н-но… но… — заикался Джейкоб. — Я не то хотел сказать. Если они сюда заберутся, нам конец.

Дульсе посмотрела ему прямо в глаза:

— Положись на меня.

Джейкоб вышел, как раз когда двенде добрались до сада. Они смотрели по сторонам, кто-то даже любовался цветами. Не нравится мне эта затея, подумал Джейкоб. Но Дульсе вытаскивала их из таких заварушек, что ему оставалось только полагаться на нее.

— Эй! — крикнул Джейкоб. — Эй, вы, тупые коротышки! Вот мы где!

Двенде обернулись. Снова радостно захлопали, обнажили похожие на сосульки зубы и поскакали в сторону времянки. Джейкоб забежал внутрь и сжался в комок рядом с Дульсе.

— Готов? — спросила Дульсе.

Ожидание, казалось, длилось вечно. Наконец показались шесть пар оранжевых глаз. Они плыли в темноте, косились по углам, поглядывая то наверх, то под ноги. И вот одна пара округлилась на ребят. Послышался леденящий душу смешок, и шесть пар оранжевых глаз, внезапно покраснев, уставились на них.

Криспин Сальвадор. «Ночи в Кесон-Сити» (вторая книга трилогии «Капутоль»)

* * *

— Скажи, что это не твой, — сказал Дуля. — Откуда ты знаешь, что он от тебя?

— Знаю.

— Откуда? Может, у нее симпатичный водитель или из слуг кто-нибудь?

— Дуля, пожалуйста. Знаю, и все.

— Ты знаешь, потому что сейчас у вас все-все-все в порядке. А что будет, когда у вас все-все-все пойдет наперекосяк?

— Вы с Булей научили меня, что такое хорошо и что такое плохо.

Дуля сидел сгорбившись за столом, установленном в его убежище, похожей на пещеру гардеробной. Дверца одного из шкафов был открыта настежь, и за сдвинутыми вбок рубашками и костюмами виднелся целый стеллаж для оружия. Спокойная риторика Дули жгла пуще Булиных злобных выкриков. Сейчас она, осипшая, сидела в спальне.

— Ты очень расстроил бабушку. Ей пришлось выпить бренди. Ты знаешь, как это нехорошо.

— Так что ж мне теперь делать?

— Доверься нам. Не стоит жертвовать своей юностью.

— Я вам, конечно, доверяю. В том-то и дело. Если мне придется уйти из дома и устроиться на работу, я готов.

— Какой ты эгоист! Ну почему ты обязательно должен думать только о себе?

— И что же такое, по-твоему, эгоизм? Я готов отдать все, чтоб у этого ребенка была достойная жизнь.

Дуля лишь покачал головой. И снова вздохнул:

— Ты еще салага.

— Если надо, я уйду.

— Тебе всего семнадцать.

— Хватило сил заделать ребенка, должно и на воспитание хватить. — Эту фразу я слышал в фильме «Пацаны в капюшонах» [145].

— Может, пойдешь в свою комнату и все хорошенько обдумаешь?

— Я уже обдумал.

— Подумай еще.

* * *

Свое первое знакомство с писателем Криспином Сальвадором я помню до сих пор. Миссис Лумбера, вдохновенно-флегматичная преподавательница, задала нам «Одним выстрелом двух зайцев» еще на первом курсе Атенео. Слова Криспина впервые дошли до меня в отпечатках синих чернил на дешевой рыхлой бумаге для мимеографа. Мы уже читали «Накануне Первомая» Ника Хоакина [146], «Наводнение в Тарлаке» Грегорио Брильянтес [147]и эпохальный роман Пас Маркес Бенитес «Мертвые звезды» [148]. Однако рассказ Криспина произвел на меня самое глубокое впечатление.

Там молодой, состоятельный протагонист по имени, так уж совпало, Мигель натыкается в темном закоулке на жестоко порезанного незнакомца. Мигель облегчает страдания умирающего, который «так бережно держит свои внутренности, будто в них заключена вся суть его жизни, прожитой до этой сцены в черно-белом мире». Фетровую шляпу цвета «красный блядский» он аккуратно снял и положил на пустую картонную коробку, чтобы «не запачкать более темным оттенком крови».

«Двое мужчин, — пишет Криспин, — связанные лишь игрой обстоятельств и непутевой звездой, что свела их прохладным февральским вечером в темном проулке в Тондо; в объятьях их чувствовался порыв недоизлитой любви, которая на исходе уже рассеивающейся ночи обрела вдруг последний шанс». Настоящая драма начинает разворачиваться, когда жертва испускает последний вздох, а прибывшая на место полиция принимает Мигеля за убийцу. «Сможет ли этот не оперившийся еще юнец взять на себя столь внезапно навязанную ему ответственность? Или он предпочтет спастись бегством?»

* * *

От дальнейшей беседы Лена отказалась и тут же попросила его удалиться. Наш протагонист, пребывая в полном замешательстве, успевает на последний рейс Баколод — Манила.

Он смотрит в окно. «Эрбас» покидает землю и летит в сгущающуюся синеву. Тень самолета кажется ему воднолыжником на волнах неизвестности. Наш протагонист покрепче сжимает подлокотники. Потом опускает шторку на иллюминаторе, и вот уже напряжение в его теле ослабевает.

Он плывет к проулку и делает большой глоток воды. Вода теплая, как мокрота. Ужас ласкает его кишки. Он видит проулок вдали, фары «лексуса» скользят по поверхности, потом погружаются в воду. Он видит, как небо вспыхивает красным, синим, желтым. Звезды несутся вниз. Тело в вертикальном положении, ноги ищут дно и не находят. Он размахивает руками, как запутавшийся в паутине. Его пальцы выныривают на поверхность. На мгновение он чувствует воздух. Но тело уже не дает ему вдохнуть. Гортань свело. Вместилище жизни губит само себя. Он теряет сознание и видит, как плывет по воде, мирно свернувшись в форме полуприкрытой кисти. Однако на лице его выражение человека, которого обманули.