Всё сложно - Юлия Краковская Страница 34

Так или иначе, но мне было страшно. Мне позвонила сестра. Моя сестра – социальный работник, она долгое время руководила центром помощи пострадавшим от семейного насилия. У нее была возможность понаблюдать нашу семейную жизнь изнутри, когда приехала на несколько дней навестить нас в октябре. Женя сказала:

– Когда отведешь Роми в школу, предупреди учителей, что Жоффруа не имеет права забирать ее, и Роми скажи, чтобы она не шла к нему, если увидит его на улице. Ты меня хорошо поняла? Это очень важно.

Я перепугалась еще больше, не могла спать. За окном был серый лед, меня трясло. Было чувство, что я одна с ребенком в темном оледеневшем мире, а под окнами может бродить хищный зверь, и мне было очень страшно. Я не знала, что мне сделать, чтобы почувствовать себя хоть немного лучше. И вдруг меня осенило. Я решила поехать на эту неделю к своим в Израиль – таким образом, я смогу не трястись от страха всю неделю. Я кинулась искать билеты, они оказались недорогими. Как только я это решила, я успокоилась и заснула. На работе я спросила Карин, могу ли я поработать неделю из Израиля. Она пошла посоветоваться с начальством и вскоре дала мне положительный ответ. Я немедленно заказала билеты. Мне немного полегчало. Я позвонила родителям и сказала, что приеду через два дня. Мама, конечно, начала голосить: а как же работа? Денег ведь жалко! Но для меня это был вопрос выживания. Я понимала, что в этом ледяном одиночестве и страхе я больше не смогу просуществовать ни секунды.

Все вроде налаживалось, но тут Карин ни с того ни с сего наорала на меня при Лоранс. Она послала нам какой-то мейл с организационным вопросом, но так как никто, видимо, не понял, что именно она имеет в виду, ей не ответили. Мы с Лоранс сидели за соседними столами, а Карин за столом через перегородку от нас.

– Мне так никто и не ответил на мой мейл, вы что думаете?

– Я правильно понимаю, что говорится о еженедельном докладе об имеющихся новых багах? – спросила я Лоранс.

– Ну да, я тоже так поняла, – ответила мне Лоранс.

– Мы можем назначить еженедельную встречу с ведущими инженерами по этому поводу, – предложила я.

Вдруг Карин вскочила с места и заорала:

– Боже, Юля, это кошмар какой-то! Да ты ничего ни в чем не понимаешь! Просто ужас!

Лоранс тихонько спустилась под стол. Меня затрясло от унижения и гнева. Карин выскочила из комнаты.

– Ты что-нибудь понимаешь? – спросила я Лоранс.

– Это было совсем несправедливо, – сказала она – но ей, наверное, слишком все это напряжно, вы слишком близки, общаетесь и дома, и на работе.

Это, кстати, был любимый речитатив Карин. Она все время повторяла, что ей слишком тяжело заниматься моими бесконечными делами. Хотя я ее ни о чем не просила и постоянно говорила ей, что мне совершенно ни в чем не нужна ее помощь, кроме работы. «Работа – это то, что мне нужно, со всем остальным я справлюсь сама», – говорила я ей. Но каждый раз она зачем-то назначала мне время приема у врача, стоило мне просто попросить порекомендовать врача, а по работе, где мне было чему учиться, – ни слова. Теперь было ясно, что она и Лоранс жалуется, что я достаю ее и нагружаю своими проблемами.

– У нас нет никаких таких личных дел, я живу довольно далеко, и вовсе не вижусь с ней после работы, и ни о чем не прошу. Ну да ладно, забудь.

Так как подобные выходки со стороны Карин бывали и раньше, я решила начать как-то защищаться. Я написала ей в скайп:

– Послушай, я очень тебя люблю, но я не могу допустить, чтобы на меня орали. Я очень плохо себя от этого чувствую.

В ответ посыпалось:

– Ну так иди ищи себе другую работу! У меня тоже есть границы. Ты все время ничего не понимаешь.

– Ты могла просто повторить то же самое по-английски.

– Ты английский знаешь ничуть не лучше, скажешь нет?

Мне стало жаль, что я не умею плакать, настолько никчемной, зависимой и жалкой я себя ощутила. Я чувствовала себя как человек, который, весь израненный, попросил убежища, а ему дали еще и ногой под дых.

В конце рабочего дня, когда я уже собиралась выходить, Карин окликнула меня.

– Пойдем покурим.

– Ок.

– Слушай, я просто тоже за тебя переживаю, мне тяжело оттого, что это все с тобой происходит.

– Ты не хочешь со мной работать?

– Да нет. Я тебя никогда не уволю. Ты меня не знаешь, что ли?

– Ну если тебе так тяжело со мной работать…

– Послушай, я клянусь тебе головой своей матери, что никогда не уволю тебя с работы и не выгоню из своего дома, ты слышишь?

– Ок, спасибо за эти слова.

И я отправилась домой собирать чемоданы и организовывать отъезд. По дороге домой я брела на вокзал по красивой улице, мимо нарядных витрин, было очень холодно. Я видела сидевших под магазином бомжей, и меня неприятно царапнула мысль, что Жоффруа скоро может оказаться в их числе. Из поезда я позвонила Гаю и рассказала, что уезжаю в Израиль. Мы договорились, что он придет вместе с Жоффруа и они заберут его вещи.

Я встретила Роми из школы и рассказала ей, что мы едем в Израиль, она очень обрадовалась. Я договорилась с Гаэль, что она поживет у меня и посмотрит за животными, Жоара погуляет с Мишкой.

Через какое-то время Гай и Жоффруа зашли за вещами. У меня было такое ощущение, что Гай – социальный работник, который привел своего подопечного. Я, конечно, никогда не видела социальных работников, кроме своей сестры, и не была в такой ситуации, но мне представлялось это именно так. Кто-то добрый, терпеливый и сильный приходит в семью кретинов, какой в этом случае была моя, и следит, чтобы не случилось драки или еще какого-нибудь безобразия.

Жоффруа выглядел жалким, очень худым, бледным, заросшим, но никаких чувств, кроме отвращения и стыда, у меня не вызывал. Он с несчастным видом ходил и собирал свои шмотки в целлофановые мешки. Роми подавала ему его вещи, дружелюбно говоря: «Вот это твое и это». Я тоже взяла мешки и быстро и споро сложила в них его барахло. Мы с Роми держались приветливо и по-дружески, но было ясно, что он уже не часть нашей семьи.

Почти до утра я прибиралась в квартире, чтобы Гаэль не было противно у нас.