Белая хризантема - Мэри Линн Брахт Страница 34

Хана тихо запела. Слова сами всплывали в памяти. Она пела на родном языке, сидя в высокой маньчжурской траве. Вспоминала, как вместе с матерью проверяла, хорошо ли закрыты ставни, когда отец брался за цитру. Хана пела. Она несколько раз выглядывала из травы, осматривая окрестности. Вокруг по-прежнему ни души. Она пела, пока не пересохло в горле.

Следовало найти воду, однако ноги все еще не желали ступать. Хана сорвала длинные травинки, покрутила между пальцами. Стебли крепкие, как бамбук. Ее осенило. Нарвав целый пучок, она перевязала его с одного конца и принялась плести косичку. Когда косичка получилась достаточно длинной, Хана обмотала ею пораненную пятку и завязала на подъеме стопы.

Поднявшись, она сделала несколько шагов, испытывая “обувь”. Возбуждение нарастало с каждым шагом, но стоило присесть на корточки и заняться вторым “башмаком”, как завязки порвались и пучок расплелся. Не позволяя себе поддаться унынию, Хана сплела “обувь” заново, а когда порвалась и та, еще и еще. Так продолжалось, пока она не выбилась из сил и не обнаружила, что уже и день клонится к закату. Тогда Хана положила голову на горку из негодной “обуви” и закрыла глаза.

Сон переполняли видения. Кошмары и светлые воспоминания слились в единый сюжет, и Хана очнулась от собственного вскрика. Оранжевые птички мелькали в вечереющем небе. Насекомые притихли. Хана не знала, ее ли крик вспугнул птиц или что-то еще. Она не двигалась, ждала, что неведомое снова проявит себя каким-нибудь звуком.

И звук пришел. Сначала далекий. Похожий на шелест травы. Но чем дольше она вслушивалась, тем громче и ближе он становился, и вот уже трещат ломающиеся под ногами стебли. У Ханы остановилось сердце, ей захотелось взмыть в небо, умчаться за оранжевыми птицами. Она приказала себе не двигаться: высокая трава качнется от малейшего движения и выдаст ее. Мужские голоса. Она напрягла слух, пытаясь уловить его голос. С ними ли Моримото? Кого они ищут – ее или кого-то другого?

Хана боялась, что кто-нибудь из них наступит ей на лицо или на руку или споткнется о нее, вонзит в сердце штык. Она закрыла глаза и стала ждать неминуемого. Ее найдут и будут пытать. Сколько времени ее продержат живой, пока не выпустят дух из истерзанного тела?

Она вдруг поняла, что солдат совсем рядом. Открыла глаза и сквозь травяные заросли увидела мундир цвета дубленой кожи. Солдат стоял к ней спиной и пока не замечал ее. Вот еще один, что-то говорит первому. В траве мелькнул ружейный приклад.

Человек попятился и наступил на подол платья. Хана не закрывала больше глаз. Она должна увидеть лицо. Он ли это? Она должна видеть выражение его лица, когда их взгляды пересекутся. Каким оно будет – удивленным? Или торжествующим? Или похотливым? Или свирепым? Она ждала, когда человек повернется и обнаружит ее.

Но тут издали донесся призывный крик, и солдат сорвался с места. Она слышала, как хлещет трава по его ногам. Еще крики, и еще, и вдруг выстрел. Хана по-прежнему не шевелилась, лежа в траве, – точно новорожденный олененок, прячущийся от хищника. Она не дышала, только слушала и ждала. Ждала, когда звуки растают, опустится тьма и ее снова укроет ночь.

Это был не он. В этом Хана не сомневалась. Моримото обернулся бы и нашел ее. Он не мог находиться так близко и не почувствовать ее. Он как зверь. Он бы ее учуял.

Она отмеряла часы по смене небесных оттенков. Сумеречная голубизна перешла в темно-сапфировый цвет, а тот – в лиловую ночную синеву. Боясь шевельнуться – вдруг солдаты все еще рыщут поблизости? – Хана помочилась под себя. Вонь привлекла мух. Они ползали по платью, жужжали, сучили лапками. От темно-желтых пятен несло, как от нужника во дворе борделя. Сколько его ни скреби, гнилые деревянные половицы продолжали вонять.

Заухала сова, и Хана представила, как большая ночная птица проносится над полем, выглядывая кротов и мышей. Тишина, только шорох крыльев, парящих на волнах ветра. Сова закричала снова, и Хана набралась смелости, села, потом очень медленно встала. Небо было черное, не видно ни зги. Вытянув руки, как слепая, она сделала первый шаг, второй. И вскоре уже бежала. Израненные ноги молили остановиться, но разум игнорировал их призывы.

Хана вовсе не была уверена, что движется параллельно дороге, что держит курс на юг. Она так и не выучила карту звездного неба. Отец пытался научить ее ориентироваться по небу, но она все противилась. Ее тянуло в море, в мирную тьму и к тамошним обитателям. Она предпочитала слушать рассказы других рыбаков про синих китов, рыбу-меч и акул. Отцовские звезды оставляли ее равнодушной. Хана вскидывала голову к небу, и звезды отвечали ей мерцанием.

* * *

Поле вдруг закончилось. Хана остановилась, пытаясь понять, где очутилась. Из темноты послышался протяжный вой. Сначала тихий, потом все громче и громче, и вот где-то совсем рядом что-то ревело и громыхало. Тут она различила и ритмичный стук колес. Поезд. Хана бросилась на звук, целиком доверившись слуху. Лязг металла о металл становился громче, порыв воздуха ударил ее, и мимо с грохотом пронесся состав.