Тьма кромешная - Илья Горячев Страница 34

Открыв глаза, она увидела ярко пылающий огонь над своей головой. Сумрак рассеялся, тени съежились, и пещера озарилась сполохами дикого, бегающего отсветами по своду огня. Вдалеке появился мальчик, он сам бежал к ней, размахивая маленькими кулачками. Лицо его искажала злоба. Подбежав ближе, он замолотил по воздуху и закричал:

– Здесь нельзя так, нельзя! Убирайся отсюда!

Сунчица пристроила факел на стену – там как раз появилась подходящая под рукоять факела расщелина.

Она подобрала подол и присела, оказавшись на одном уровне с мальчиком. Широко улыбнулась ему и взяла его сжатые ладошки в свои руки. На его лице появилась робость, он замолчал, взгляд из кусачего и злого стал просто недоверчивым.

Она смотрела ему прямо в глаза и улыбалась.

– Кто ты? – Теперь он говорил тихо-тихо, едва слышно.

– Я друг. – Сунчица отвечала ему в тон и даже еще тише.

– Неправда! Я один! – Говорил он резко, отрывисто, словно отрубая одно слово от другого.

Девушка погладила его по волосам и провела обратной стороной ладони по его щеке. Вдруг она заметила, что в правой руке он держит что-то, неумело пряча за спиной. Пригляделась и поняла – это был потрепанный плюшевый мишка, пуговки его глаз трогательно смотрели прямо на нее. Сунчица прошептала:

– Как его зовут?

Малыш отвел глаза и пробормотал:

– Он мой друг.

Сунчица озарилась ясной улыбкой:

– Ну вот видишь, а говоришь, ты один. У тебя уже есть друг… И я буду твоим другом. Обещаю. Ты совсем не один. – Голос ее звучал ласково, но мальчик, казалось, не верил ей.

Он отвел глаза и принялся рассматривать ее руки, заинтересовался ее длинными изящными пальцами, унизанными кольцами.

– А это что? – Он гладил массивное серебряное кольцо, покрытое рунами, особенно увлекшись одной, самой крупной. Проводя по ней пальцами, он чувствовал что-то необычное, исходящее от нее. Он не знал, как это называется, просто это был нехолод, холод наоборот.

– Руна жизни. – Она снова ему улыбнулась. – Хочешь примерить? – Сняла кольцо с пальца и надела мальчику.

Он просветлел, и губы его сложились в неуверенную улыбку. Он улыбался так, что казалось, это впервые, раньше он никогда не ощущал улыбки на своем лице.

– Так ты не пропадешь, как они? – Он неопределенно кивнул куда-то в сторону.

– Не пропаду. – Она смотрела ему прямо в глаза.

Он отвел взгляд и смущенно пробормотал:

– Я не верю тебе. – В голосе его звучала печаль древнего старика.

– Мы сделаем вот что…

Откуда-то из-за пояса она достала маленький изящный кинжал (хотя секунду назад его там не было) и быстро надрезала ладошку на руке мальчика. Он вскрикнул, но сразу же, прикусив губу, с удивлением и испугом в глазах замолчал. После этого Сунчица сделала небольшой аккуратный надрез на своей ладони и взяла его за руку, крепко-крепко прижав одну рану к другой. Мальчик смотрел на нее широко раскрытыми глазами, чуть приоткрыв рот.

– Теперь кровь не отпустит нас далеко друг от друга, – пояснила она, – теперь ты можешь мне верить…

Неожиданно и мальчик, и вся пещера померкли, и Сунчицу выбросило из сна. За окном, искрясь на снегу, светило зимнее солнце, свеча давно догорела. Она взглянула на свою руку – там белел небольшой шрам и чуть саднило, а на одной из подушек алели два пятнышка крови. В кровати, где лежал Тилль, послышалось сопение, он выбрался из своей берлоги под грудой одеял. Сна он как будто не помнил, но, украдкой глянув на его ладонь, Сунчица увидела полоску шрама. Сам Тилль, казалось, ее и не заметил.

С того дня Тилль спал все меньше, начал выходить из дома, но все так же больше молчал, погрузившись внутрь себя и смотря в пустоту невидящими глазами. Сунчица привыкла к нему, а Локи, сперва настороженно обнюхивающий нового человека, даже привязался, особенно после того, как они вместе перенесли вещи Тилля из укромного местечка, где схоронила их Сунчица, до ее хижины.

Припасов в кладовке хватало, дрова в изрядном количестве укромно притаились за домом, а колодец был вырыт на соседней полянке. Домашние хлопоты занимали короткий зимний день, а вечерами, приготовив глинтвейн на двоих, он читал ей гномьи сказания и легенды из старых рукописных книг, которыми была набита его торба, а она пела, вышивала и готовила лечебные отвары и снадобья, которыми потчевала лесных жителей. К ней из леса выходил то прихворнувший зубр, то раненный охотниками вепрь, а уж лисенок и зайчишка – те и вовсе забегали просто так, заглянуть в ясные голубые глаза Сунчицы и услышать от нее доброе слово. Они рассказывали ей свежие лесные байки, а наградой им был ее заливистый, словно звон сотен серебряных колокольчиков, смех.

Так пролетел декабрь, за ним минул январь, тяжелой поступью прошел февраль, промелькнул март, а вьюга все так же гуляла за окном, сугробы и не думали уменьшаться.

Сунчица задумчиво сидела у окна, поглаживая лежавшую у нее на коленях голову Локи, млевшего от удовольствия.

– Когда же весна?.. – В ее голосе слышала тоска.

Тилль поднял голову от книги:

– Ее не будет. Зима – это навсегда. – Его слова прозвучали как приговор.

– Будет! Она всегда приходит, я покажу ее тебе! – запальчиво воскликнула Сунчица, вскинув голову, и кончики ушей у нее даже покраснели от возмущения.

– Ты знаешь, как устроен наш мир? – Его холодная рациональность как будто убивала все живое вокруг. – Мы живем не снаружи, а внутри, внутри полой сферы, а солнце – это кусок льда, висящий в ее центре, что согревает и освещает нас лучами холода.

– Откуда ты взял такие глупости?! – Она прикрыла голову руками, словно прячась от того, насколько же он ничего не понимает.

Тилль поднял книгу и помахал ею:

– Прочитал в старых гномьих книгах. – Он и правда верил в то, что абсолютно все можно прочитать в книгах, как будто там есть и вкус утренней росы, и мерцание лунного света, и еще сотни и сотни ощущений и эмоций, к которым можно прикоснуться, вдохнуть, ощутить, но вряд ли получится описать даже всеми существующими на свете словами, состоящими из букв.

– Это твои гномы живут в земле! – практически кричала Сунчица. – Скоро совсем уйдут в свои норы, а мы живем тут, сверху, и солнышко – это никакой не лед, оно ласковое и теплое… – Она сердилась на него за то, что он до сих пор будто покрыт тем инеем, и на себя за то, что не могла показать ему мир таким, каким его видит она. На глазах у нее выступили слезы.

– У тебя роса на лице! – В его обычно одноцветном голосе промелькнуло удивление.

Едва слышно она прошептала:

– Это слезы…

На следующее утро Сунчица мягко спросила:

– Ты чувствуешь этот пряный душистый запах? – Она верила, что сможет найти прореху в его ледяной броне. – Это дикие розы, что цветут летом под окном, из моего предрассветного сна. – И с надеждой заглянула в его холодные синие глаза.