Ангел-хранитель - Владимир Сотников Страница 34

Ох и не любила же Лушка Веру Андреевну! Ну, положим, в работе та хваткая, ничего не скажешь: как за госпитальные дела взялась, так сразу толк и вышел. Добилась, чтобы от источника трубы провели, помещение для ванн сделала, важных людей к ним теперь возят целебной водой пользовать, генералов даже, и не только с фронта – он-то, слава тебе господи, далеко ушел, – а из самой Москвы тоже. От сердца, говорят, вода ангеловская помогает, лучше не найдешь. И не забалуешь у Веры, это тоже правильно. А только…

«И я б не хуже справилась! – сердито подумала Лушка, запирая навесной замок на дверях своей избы. – Ежели б она все к рукам не прибрала, меня б Борисыч директорствовать поставил. Видит же, как я работаю, ну и доверил бы. И оклад бы высокий тогда назначили, и паек. А теперь-то все, теперь она хлебную должность из рук не выпустит».

Вот только по бабьей части нет Вере удачи: как ни старалась, а Федор Тимофеич и глядеть не хотел в ее сторону. А потом вылечился и вовсе уехал. Вера после его отъезда долго ходила сама не своя, и это доставляло Лушке злорадное удовольствие – не только она одиночкой мается, значит, вон от каких женщин мужики отворачиваются.

Однако следовало поторопиться: Надя хоть и готова сидеть с Олькой и Темкой с утра до ночи, да сил у нее мало, еле ходит. Может, тоже двойню носит, уж больно пузо большое. Хотя Семен Борисыч говорит, одного родит. Интересно, правду болтают, что это он Наде ребенка сделал? Лушка в эти сплетни не верила. Если б от него, так с ним бы и жила, и замуж бы вышла – видно же, ему за счастье было бы. Вот уж парочка получилась бы что надо – дурные оба. Даже удивительно, как такое бывает: и умные, и образованные, а своего интереса в жизни блюсти не умеют. И зачем тогда ум?

Лушка вскинула на плечо узел с вещами – малые росли как на дрожжах, одежек не напасешься, то и дело приходится приносить из дому свое старье и для них перешивать, – и пошла по улице.

У колодца кружком стояли бабы.

– Кольку моего дохтор в госпитале посмотрел, порошки выдал. Ой, горькие! Силой в горло сыплю, – услышала Лушка. – Ежели б не они, помер бы дитенок. Фершала нашего на фронт взяли, в райцентре нам от ворот поворот, нету помощи. А Семен Борисыч-то, видишь… Хоть и яврей, а человек хороший.

Лушка направилась к колодцу. Или она не баба? Тоже поболтать охота.

Но не успела она поздороваться, как увидела, что к бабьему кружку идет от своей избы Наталья Кондратьева.

– Наташка-то, видишь? – не преминула указать на нее Лушке соседка Катерина. – Совсем с лица сошла, как свекровку схоронила.

– Ой, не смеши! – махнула рукой другая соседка, Серафима. – По свекровке, что ль, убивается? Да она три раза перекрестилась, что Авдотья померла.

– Да, Авдотья злыдня была, прости меня господи. Однако плоха Наташка.

«А вот смерти мне желала, оттого и плоха», – подумала Лушка.

Она не могла забыть, как Степанова благоверная оставила ее без помощи, как чуть не померла она из-за этого посреди Оборотневой пустоши. Но от нынешнего вида Натальи даже Лушке стало не по себе: бледная, щеки ввалились, в чем душа держится.

– Здравствуйте, – прошелестела та, подходя к колодцу.

– И тебе не хворать, Наташа, – наперебой ответили бабы.

– От Степана-то нету письма? – спросила Катерина, глядя, как она с трудом набирает воду.

– Воюет, – без выражения ответила Наталья. – Не до писем ему.

– Известно, война, – бросив на Лушку быстрый взгляд, со значением проговорила Серафима. – Кому пишут, а кому и нет. – И, отвернувшись от Натальи, попросила: – Расскажи, Лукерья, про свою жизнь. Что новенького?

– Работаю, – пожала плечами Лушка. – Сама сыта, дети сыты, чего еще? – Все желание почесать языком при виде Натальи у нее пропало. – Некогда, бабоньки, – заторопилась она. – В госпитале работы по горло, и малых доглядывать надо.

Отходя от колодца, Лушка чувствовала Натальин взгляд прямо у себя между лопатками. Вот же – больная, а взгляд как пуля!

На улице показался почтальон, прошел мимо Лушки к собравшимся у колодца бабам. Она пошла было дальше, но словно споткнулась – остановилась, медленно обернулась ему вслед. И наткнулась на застывший от ужаса взгляд Натальи. Только не на Лушку он уже был направлен, а на вестника с сумкой через плечо…

Дети спали уже два часа. Хоть и на свежем воздухе, но вот-вот проснутся. Что тогда делать? К восьми своим месяцам они стали тяжелыми и верткими, особенно Оленька; Наде их на руках не удержать. Где же Луша? Обещала, что на полчасика только в деревню сбегает, и до сих пор ее нет.

Надя поднялась было с парковой лавочки, чтобы размять ноги, пройдясь вокруг самодельной коляски, которую изготовил для Лушки госпитальный рабочий дед Матвей, мастер на все руки. Но живот так болел весь день, что она сочла за благо присесть обратно.

– Как вы, Надя? – услышала она. – Не замерзли?