Черное солнце - Юрий Луговской Страница 34

— Здравствуйте, Сергей.

— Извините, что не предупредил раньше, у меня не было такой возможности, когда я расскажу вам, вы поймете почему. Знаете, я не смогу сегодня прийти на сеанс, я не в Москве. Но ваши предписания стараюсь выполнять.

— Если есть минута, скажите, какие предписания и как вы их поняли.

— Да могу рассказать, тем более что сейчас отдыхаю, лечу в самолете.

— В самолете можно пользоваться мобильной связью? — удивился Павел.

— Здесь все можно… Ну ладно, я что хотел сказать. Мне тут предложили поразвлечься. Одна фирма устраивает экстремальные развлечения для богатых. Так вот, я три дня провел на Ярославском вокзале.

— В качестве кого? — Павел догадывался, о чем говорит бизнесмен.

— В качестве бомжа, — сказал Сергей, ожидая, какая последует реакция психолога. Но, не услышав в ответ возгласов восхищения, он продолжил: — Меня переодели в лохмотья и посадили в бомжовый гадюшник на вокзале. И все, и бросили. Таково было условие контракта, который у них, кстати, недешево стоит, гораздо дороже, чем консультации у вас.

Шурик прав, с такими надо повышать цену, так только уважать больше будут, подумал Павел. Сергей рассказывал взахлеб:

— По условию контракта они должны были забрать меня только через три дня и не оказывать никакой помощи. А там, у бомжей, свои законы, и довольно жесткие. Вокзал — место «престижное», там живут самые сильные. А я еще новичок к тому же. Вот и началась борьба за выживание. Этот опыт дал мне больше, чем участие в разборках с бандитами. И он, поверьте, был не менее трудным.

— Ну, и чем все закончилось? Надеюсь, удачно?

— Да все в порядке, в нужное время за мной приехали. Но сейчас я вот думаю, может, я потому таким смелым и наглым был, что знал, что это не навсегда? Вы как думаете?

— Думаю, что нет. То, что человек делает в данный момент времени, — это всего лишь то, что он способен сделать именно в этот момент времени. Вы были способны, значит, поступили бы так и при других, еще более сложных обстоятельствах. Так что все в порядке. Другой вопрос — зачем вы это делали? Вы его себе задавали, Сергей?

— Задавал. Еще как задавал. Все за тем же. Все то же, о чем вы говорили. Апатия и желание ее разбить острыми ощущениями.

— Но мы же говорили с вами о том, что это наркотик, который требует все новых и новых, и еще больших, чем раньше, доз.

— Да, я все это понимаю, Павел. Но вы слишком многого от меня хотите сразу. Теперь, по крайней мере употребляя этот наркотик, я сознаю, что делаю. Сразу вот так взять и отказаться от него, после того как много лет употреблял, я не могу.

— А чего вы боитесь? Что изменится, если вы откажетесь?

— Как — что изменится? Как и с обычными наркотиками — начнется жуткая ломка.

— Вы ее боитесь?

— Боюсь.

— Но она все равно будет, рано и поздно пережить ее придется.

— Я понимаю. Но сначала я все-таки должен дойти до предела. Я еще не все испытал. Вот когда меня уже ничего не будет забирать, тогда я и начну завязывать.

— Тогда будет еще сложнее.

— Почему?

— Вы окажетесь в более запущенной стадии. И лечение станет более болезненным.

— Вы так думаете, Павел?

— Я знаю.

— Понятно. И все же после тех дней на вокзале мне так легко дышать. Я ведь был там на грани жизни и смерти. Ходил по лезвию ножа.

— А сейчас куда вы летите, если, конечно, это не профессиональная тайна?

— Да какие там тайны, нет. У меня есть кое-какие дела в Сибири, но вначале тоже — небольшой аттракцион. Мне обещали устроить по пути в Новосибирск ЧП. Клялись и божились, что будет очень опасно, все будет совершенно непредсказуемо.

— Будьте осторожны, Сергей.

— Спасибо.

— С парашютом прыгать умеете?

— Да, у меня более пятисот прыжков. Когда перестало щекотать нервы, бросил. Но я надеюсь, что они придумают что-то более экстремальное, чем катапультирование с парашютом. Хотя подо мной тайга.

— Понятно.

— Ну ладно, не буду вас больше загружать. Вернусь — расскажу. Назначаем, как обычно, на вторник?

— Как обычно.

— До свидания, Павел. Благодаря общению с вами я начал более осмысленно жить. Иногда я чувствую, что жизнь интересна, и вовсе не в такие моменты, как сейчас, когда предстоит приключение. Сейчас как раз — пустота.

— Всего доброго, Сергей. Берегите себя.

— Всего доброго. — Кудрявцев нажал на кнопку отбоя. Павел положил трубку.

Неожиданно освободился вечер. Но садиться писать больше не хотелось. С женским фанатизмом он почти расправился, во всяком случае, основные тезисы этого раздела определились. Осталось более детально коснуться некоторых его проявлений. Но интересно, проявления женского фанатизма разве случаются только у террористок? А в обычной жизни их разве нет? Если встречаются у шахидок, значит, должны проявляться в той или иной степени у всех женщин. Будем наблюдать. Сегодня для этого вечер благоприятный — Катька обещала прийти, потому что ей надо было с ним поговорить. Павел догадывался, о чем будет разговор. Если она сказала «поговорить», ничего хорошего не жди — скорее всего собралась в который раз выяснять отношения.

Катя хотела как можно скорее выйти замуж. Она так иногда и говорила: «Остро хочется замуж». Павел смеялся. Но ее можно было понять, и он понимал. Ей исполнилось 33 года, и она наверняка считает, что если не выйдет замуж за Павла, то уже может не выйти ни за кого никогда.

Они жили два года гражданским браком. Что изменится от того, что они распишутся? — часто говорил он ей. Хотя прекрасно знал, что изменится многое. Человек состоит из мелочей и условностей. Из ритуалов. Свадьба, штамп в паспорте, кольца — как раз и есть те самые ритуалы и мелочи, из которых складывается жизнь. Одно дело гражданский брак, другое — мы муж и жена. Да, это больше для окружающих. Но ведь и живем мы в мире социальном, где условности — порой самое главное. Павел все это прекрасно понимал. Он любил Катю, и в принципе пойти в загс не составляло для него такого уж большого труда.

И все же он с этим не спешил. Он всего три года как развелся со своей первой женой и наслаждался полной независимостью. Ему нравилось приходить домой и не звонить перед этим, вставать с постели, когда ему хочется, а не когда детям нужно идти в школу, никому ничего не объяснять.