Новая формула Путина. Основы этической политики - Александр Дугин Страница 34

Поэтому, как только мы признаем, что эта телеология действенна, даже если мы реалисты, у нас остается только одна программа, если мы реалисты, и, соответственно, они либералы.

Мы говорим: Россия должна быть сильной, мощной, развивающейся державой. Для чего? Для того, чтобы стать похожей на Запад, стать такой же, как Запад, войти из второго мира в первый мир, примкнуть к этому технологическому ядру. Но для этого надо соблюдать права человека, надо построить демократическое общество и сделать некоррупционную рыночную систему. То есть реализм в нашем случае даст по большому счету ту же самую расистскую западоцентричную картину, которая нас немножко раздражает, когда она противопоставлена нам. И когда нам говорят: вы, коллеги, принадлежите ко второму миру, вы являетесь неполноценными, вчерашними, у вас не соблюдаются права человека, — то нас это раздражает не только потому, что это против нас направлено (мы получаемся плохими), но, наверное, раздражает, что есть такие основания. Соответственно, мы хотим исправить эти основания; но только войти в этот благой мир, двинуться к этому телосу, к этому историческому горизонту Россия должна самостоятельно, считают реалисты.

А либералы говорят — да неважно, самостоятельно, не самостоятельно, демократии друг с другом не воюют, пилим ракеты, быстрей-быстрей пилим ракеты, отпускаем все народы куда подальше, свободу Северному Кавказу. Соответственно, их программа понятна.

Но и программа реалистов недалеко ушла. Да, они будут спорить с либералами относительно того, что надо сохранить суверенитет. Что Россия должна перестать быть страной второго мира и стать полноценным участником первого мира, для того чтобы вырваться из состояния полупериферии, из чистилища в рай. В какой рай? В европейский рай.

Поэтому путинская модель великой Европы от Лиссабона до Владивостока — это действительно реалистская перспектива, он искренний реалист. Он ничего против европейской интеграции не имеет, но он хочет, чтобы Россия тоже была частью этой европейской интеграции, а не местом для хранения ядерных отходов, как считает Хакамада и наши либералы. Разделение труда. Люди первого мира могут жить без ядерных отходов. Люди второго пусть поживут в ядерных отходах, а либералы к этому времени уедут на Запад и будут там спокойно жить. Это наши либералы. С ними более-менее понятно.

Наших реалистов еще нет в теоретическом смысле, я объясню почему: потому что нас не пускают сознательно в этом направлении. Но, я думаю, эту блокаду мы прорвем. И вот что мы получим в результате, когда сложится эта реалистская парадигма международных отношений на научном уровне. После того как мы выйдем из гипноза внешнего управления и вот этого санитарного кордона на развитие собственной интеллектуальной элиты, мы получим российских реалистов, которые будут признавать телеологию запада, будут расистами, такими же, как западные, будут относиться к собственным гражданам, и особенно к гражданам Востока, как к недогражданам, которых надо мобилизовать, развивать, технологизировать. На Кавказе, где существует традиционная система отношений, надо разрушить их коренные, культурные связи между собой, надо создать там казино, офшорные зоны и превратить в такую же территорию, как остальная Россия.

А остальную Россию постепенно превратить в то же, чем является Восточная Европа, а это нынешняя помойка Западной Европы. Такой как бы пригород Западной Европы, от которой сами восточноевропейцы уже начинают стонать, потому что они уже чувствуют себя, уже будучи в Евросоюзе, людьми второго сорта. Такими их считают. Вот «Хостел» достаточно посмотреть. Смотрели фильм «Хостел»? То, как западные люди видят Восточную Европу. Вот эти грязные плюющиеся дети, которые с бритвой нападают на туристов. И, соответственно, «Хостел» — это Восточная Европа в глазах Запада.

А мы хотим в перспективе стать таким недохостелом. «Брат-2», например, дает такую картину. Мы там видим вообще какое-то восстание против всей мировой системы. Уже многополярность такую, русскую миссию, что мы вообще все перевернем. Но они нас видят приблизительно такими, немытыми братками, которые захватили все и вообще никаких правил не соблюдают. Даже тех, которые соблюдает садо-мазо-криминалитет восточной Европы. Совсем такой недохостел. В глазах среднего европейца такова современная Россия. Поэтому они говорят «Путин, коррупция». Они никогда здесь не были. И не знают, что такое коррупция. Для них очевидно, что Путин должен быть символом коррупции, потому что, там дальше, где кончается «Хостел», там такое начинается: дикая Тартария дальше, они говорят. На картах у них так помечено. А здесь царство короля Иоанна, здесь волки, людоеды, мордва живет, и все уже как бы, мир закончен. Как у Птолемея: там дальше уже мифические существа, против которых Александр Македонский строил железную стену. Это мы с вами.

И что хотят реалисты? Эти гипотетически, если осмысленно. Они хотят как бы измениться, хотят улучшиться, хотят модернизироваться и хотят попасть на праздник сеньоров, на самом деле. И хотят, как варвары, которые захватили Рим, стать римлянами, христианами и так далее. Так наши российские варвары (реалисты) хотят достойным образом отстоять свою правоту с помощью газа и нефти, их варварских методов.

Интересно: греки считали, что у богов есть кровь. Называлась она ихор по-гречески. Она такого фиолетового цвета, огненная кровь богов, и есть она у Титанов. Так вот, ихор титанов, или кровь титанов, это с их точки зрения была нафт, горящая черная жила земли, это нефть. То есть на самом деле наша страна титаническая, грубая, из ада, она питается нефтью. Наша экономика основана на крови титанов, ихоре. Мы ее экспортируем и пытаемся такими грубыми газовыми вентилями, газом, ихором заставить такую чистенькую, чистоплюйную Европу как-то с нами считаться. Такая титаническая страна на периферии мира.

Вот, приблизительно, почему с точки зрения теории многополярности, с точки зрения антропологического плюрализма, мы не приемлем реализм в национальной модели. Потому что он на самом деле есть не что иное, как один из форматов, одно из лиц западоцентричной телеологии. По сути дела, это та же расистская модель, которую мы хотим применить к нам более достойно, чем либералы. И на этом основании теоретически можно было бы построить диалог и консенсус российских либералов и российских реалистов. Потому что, по сути дела, целью и мерилом для них была бы одна и та же западная модель в качестве нормативной. То есть и те и другие, признавая международные отношения, признавали бы расистскую телеологию западного общества.

А что предлагает теория многополярного мира?

Она предлагает рассмотреть эту модель плюрально. Она предлагает отказаться от глобальной телеологии и сказать, что каждое общество имеет свою собственную нормативную систему. Нет единого времени, которое течет в сторону современности. В одном обществе время течет, как на Западе. А в другом время течет по-другому. А в некоторых обществах нет времени вообще, как мы видели.

В одних случаях пространство сконфигурировано по схеме «центр — периферия», а в других обществах оно равномерно распределено между многими центрами. То есть мы имеем дело с плюрализмом в историческом смысле, например, прогресса. В частности социолог Питирим Сорокин, — наверное, вы его изучали, это очень интересный, очень глубокий автор, — в своей фундаментальной работе «Социально-культурная динамика» (это его базовая работа, труд его жизни) показывает, что никакого прогресса не существует. В данном случае он выступает как носитель многополярной социологии, потому что он говорит, что ни одно общество никогда, ни по одному параметру, не развивается только в положительном смысле. Какие-то стороны укрепляются, но какие-то параллельно теряются.