Кафе `Ностальгия` - Зоя Вальдес Страница 34

Я ответила, что верить-то верю, правда, не так чтоб сильно, но религию уважаю, и меня восхищает Дева Реглы, потому что мне нравится, что она была отважной святой. Он начал было смеяться, но из его груди вылетел только глухой свист. Смех застрял у него в горле, и через мгновение вырвался женским хрипом, больше похожим на мяуканье, покрывающим, словно накидкой цвета индиго, темную ткань ночи. Две полоски, удлиняющие глаза, сливались с гусиными лапками – морщинками, идущими к вискам. Никогда прежде я не видела такого темного и лысого негра с голубыми глазами, сказала я, и ему это понравилось. Щеки складками свисали на шею. Лысина сверкала, словно зеркало, а когда он чесал череп, на плечи горстями сыпалась перхоть, которую он недовольно стряхивал резким движением руки, будто бы отгонял москитов. Он был одет в пижаму цвета джута, [158]с краями, обметанными красно-коричневой нитью. Я заметила, что в подмышках материя пижамы была словно луковая кожица, настолько она обтрепалась и износилась. Желтоватое пятно расплывалось вокруг ширинки – свидетельство недержания мочи. Однако он оставлял впечатление человека, только что принявшего ванну, потому что на ключицах были видны крупинки талька, а иссушенную географию его рук пропитал легкий слой высохшего мыла. Пока я так детально его изучала, он продолжал рассказывать мне свой сон, в котором я была в платье, очень похожем на то, что сейчас на мне, только не зеленом, а темно-синем. На пустыре среди бурьяна я танцевала с двумя случайными мужчинами, ни один из них гроша ломаного не стоил, предсказывал старик, они как дешевые украшения, как статисты в кино. А герои – это юнец с кошачьими глазами, смотрящими в пустоту, а также я и еще одна женщина. Он увидел и то, что близкий мне человек попадет в тюрьму за сомнительные делишки. Все знал этот чертов старик!

– Возможно, что ничего из того, что вы тут мне наговорили, никогда не произойдет или уже давно произошло. Разве нет? – бросила я с вызовом.

– Возможно… В любом случае – приготовься. Надо быть готовой и к хорошему, и к плохому. И не убоись вещей необычных! Тебе дано видеть светящиеся ореолы, и ты не пугайся и не беги от этого, с тобой все будет хорошо, – он достал из-за двери обкусанную сигару, зажег спичку и больше не произнес ни слова, а только звучно посасывал сигару.

Мы довольно долго молчали, видимо, ему больше нечего было мне сказать, и я попрощалась с ним, поблагодарив его за пророчество. Не скажу, что меня никак не тронула встреча со стариком, мое случайное вторжение в его летаргию и тем более то, что он мне тут наговорил. Да и случайным ли было это вторжение? Но я боюсь слишком много знать. Никогда я не хотела знать больше того, что определено природой, хотя все говорит о том, что я многое могу предвидеть, что у меня дар медиума. И это он побудил меня прийти сюда, и я сама этого хотела, и я пообещала исполнить все, ни на грамм не веря своему обещанию.

Как я и предполагала, церковь оказалась закрытой, так же как и часовенка, стоящая немного в стороне, там набожные люди преклоняют колени пред алтарем Девы Реглы. Сидя на бордюре тротуара на противоположной стороне улицы, я рассеянно разглядывала то стены домов, то пустынную перспективу центральной улицы, освещенную скупым светом фонарей. Крупные капли упали на асфальт, неожиданно пошел дождь, но я не сдвинулась с места. Стремительно приближалась гроза, вдалеке сверкали молнии, доносились раскаты грома. Новый раскат, и город погрузился в кромешную темноту. Я смутно различила группу людей, появившуюся из-за дома лысого старика и направлявшуюся в мою сторону. С каждым кварталом народу прибавлялось. Когда они поравнялись со мной, это уже была толпа в несколько сот человек. Они несли на носилках труп юноши, облаченный в грязную, окровавленную, вымокшую под дождем одежду. По кровавым пятнам было понятно, что он получил несколько пулевых ранений, голова также была пробита. Навстречу толпе ехал пустой автобус. Водитель затормозил, вылез из кабины и, присоединившись к толпе, спросил, что случилось. Сеньора, которая, по всей видимости, была матерью убитого юноши, рассказала, всхлипывая, что пограничники поймали ее сына, пытавшегося бежать на плоту.

– Они застрелили его! Моего бедного сыночка!

Я поняла, что история эта не закончится ничем хорошим, ведь в двух кварталах отсюда находился полицейский участок, но тем не менее примкнула к шествию. У кого-то на руках были маленькие дети, глаза родителей светились нездоровым блеском. На подступах к полицейскому участку толпа затянула религиозную песню, обращенную к Йемайе, голоса людей становились все тверже. Немедленно из участка выбежали полицейские, чтобы разогнать то, что называлось контрреволюционным выступлением. Родственники запротестовали: им стоило многих трудов отвоевать труп у пограничников, и теперь они несли его домой, чтобы на следующий день спокойно и достойно предать земле. Полиция ответила, что у них нет никакого права ходить по городу с трупом да еще выставлять его напоказ, что вообще ни в какие ворота не лезло. Полицейские собирались конфисковать тело, временно, потом они отвезут его в похоронное бюро соответствующего квартала. Отец отказался подчиниться, сказав, что никто не коснется тела его сына и менее всего это будет позволено тем, кто убил его, и он не допустит, чтобы грязные руки еще раз запятнали мальчика. Его поддержали и другие мужчины. Мать решительно встала между импровизированным гробом и полицейскими. Те вытащили пистолеты и пальнули в воздух, что привело к сумятице, многие побежали: кто-то, чтобы укрыться в подъездах домов, кто-то, чтобы спрятаться за фонарными столбами. Но большинство ринулось в разные стороны, люди поскальзывались, падали в грязь, снова поднимались и снова бежали. Но те, кто нес труп, бесстрашно остались на месте. Я была среди них. Дождь усиливался, все уже промокли до нитки. К месту событий подъезжали полицейские машины, вызванные на помощь из других участков. Суровое лицо отца говорило о том, что он не уступит. Мать все же упросила полицейских разрешить им отнести сына домой, она поклялась, что никаких беспорядков больше не будет. Глаза отца заморгали, и по щекам, смешиваясь с каплями дождя, покатились слезы. Он вытер лицо тыльной стороной ладони и, склонив голову, презрительно повернулся спиной к полицейским, ожидая окончательного решения. Начальник спросил про водителя автобуса. Тот стоял возле меня; не произнеся ни слова, он сделал шаг вперед и поднял руку.

– Отвези их! И знайте: поедете под охраной. Она будет рядом, пока не зароют труп. И поосторожней там на поворотах, иначе все кончат как он! – заорал начальник, указывая на юношу, тело которого начинало уже синеть и распухать, слишком много оно впитало в себя воды. Труп загрузили в автобус, и тот стрелой помчался по улице, – звучит это как строчка из плохого стихотворения. Конвой мгновенно устремился за ним.

Я не села в автобус, потому что это было уже слишком, я и так испугалась, что ввязалась в эту историю, да и пора было возвращаться домой. Один из полицейских подошел ко мне выяснить, кто я такая. Да так, никто, ответила я нервно от страха я всегда несу невесть что.

– Как это никто? Нечего тут дурачиться. А ну-ка дуй отсюда, если не хочешь устроить себе отдых за решеткой.