В Гаване идут дожди - Хулио Травьесо Серрано Страница 34

И что такое карты?

И кто эти сеньоры?

Трое сеньоров играют в карты.

Элисео Диего. [24]Игра в карты

Снова поздний вечер, но еще не тогда, когда Моника исчезла, а он начал ее искать, хотя эта пора должна была вот-вот наступить.

Как обычно, она ставит пластинку битлов и садится за свой дневник.

«Мне хочется жить по-другому. Материально я не нуждаюсь, могу помогать бабушке, но так жить мне стыдно. Не знаю почему, но стыдно.

Раньше, в самом начале такой жизни, мне было наплевать на то, что говорят другие. Хотелось поквитаться с матерью, доказать, что ни от кого не завишу, что могу поступать, как хочу, и выбраться из осточертевшей идиотской обыденности, отгородиться от грубости и хамства (на улице, в очереди за хлебом или в автобусе), а для этого нужны доллары, много долларов. Хотелось также не быть никем и ничем связанной, познавать что-то новое, знакомиться с разными интересными людьми. А на деле получилось, что я повторила и повторяю то, что делает моя мать, только она знается с кубинцами, а я с иностранцами.

Теперь кое-что изменилось. Да, изменилось после того, как я познакомилась с Ним.

Все-таки что Он думает обо мне? Хинетера, да, хинетера, которую берут, используют и бросают. Если Его жизнь когда-нибудь переменится, Он не станет валандаться с такой женщиной, как я.

Нет, я не права. У меня нет повода так думать. Он никогда меня ни в чем не упрекал.

Но мне стыдно не только из-за Него. Представляю, как на меня могут смотреть мои старые друзья и сокурсники. Что могут говорить обо мне?»

Тут Моника прерывается, так как Чарльз лает и тычется носом ей в коленки.

– Да, да, вижу – хочешь погулять; подожди, скоро закончу.

И она продолжает:

«Друзья-то и сами не промах, каждый здесь вертится как может, чтоб с голоду не подохнуть и урвать свой кусок», – говорит Малу, но я с ней не согласна.

Многие мои сокурсницы окончили университет и работают по профессии. Некоторые вышли замуж и родили детей. Лу говорит, что все равно они всего лишь полуголодные прислуги у своих дерьмовых мужей, которые за месяц не зарабатывают столько, сколько мы за один день. Она права, если иметь в виду деньги и в известной мере личную свободу. Тем не менее многие из них довольны жизнью и даже счастливы.

Правильно ли я строю свою жизнь?»

Здесь надо прервать чтение дневника Моники, чтобы разобраться в причинах ее колебаний и сомнений. Дело в том, что о той жизни, какую она ведет уже года два, ее сокурсники ничего не знают. Конечно, некоторые из них видели ее в компании иностранцев, но вовсе не ставят ей это в укор. Напротив, они полагают, что она просто умеет устроиться, а иные открыто завидуют ее, по всей видимости, благополучной и шикарной жизни. Что касается друзей и подруг, то из них осталась только Малу. Одни уехали из страны, а другие куда-то делись – то ли живут не близко, то ли работают далеко, и поддерживать отношения не удается.

Ясно, что Моника влюблена, а всякая влюбленная особа хочет выглядеть в глазах любимого человека существом совершенным и непорочным, не думая о том, что сам он может оказаться отнюдь не совершенством.

Чарльз скулит и царапает лапой дверь, но Моника, занятая своим делом, не обращает на него внимания.

«Сколько же мне так жить? Приглашения от канадца нет, на мои письма не отвечает. Чего мне ждать? Или он раздумал?»

Пес упрямо и вдохновенно скребет дверь.

– Нет, Чарльз, одного я тебя не отпущу. Ты недавно подрался с соседской собакой. Подожди, – говорит Моника, не отрываясь от писания.

«Малу снова завела разговор о путешествии по морю на автомобильных покрышках, но теперь, оказывается, мы должны дать денег на постройку плота.

– А Его возьмем с собой? – спросила я ее. – Без него я не поеду.

– На плоту нет лишнего места, а ты не должна губить свою жизнь из-за какого-то козла, – набросилась на меня Малу. – Поехали – и всё тут!»

Моника откладывает ручку и поглаживает подбородок. Потерявший терпение Чарльз прыгает вокруг нее и бешено вертит хвостом.

– Ладно, пошли. Потом допишу, – говорит она псу. Они выходят на пустынную улицу, Чарльз мчится

к кустам и поднимает лапу. Потом начинает деловито обнюхивать фундаменты домов, траву на газонах, стволы деревьев, стараясь уловить запахи своих сородичей. Его мохнатый хвост веером покачивается из стороны в сторону. В какой-то момент мимо проезжает машина, и громкий лай Чарльза разрывает тишину улицы.

– Чарльз, – Моника останавливается, и пес подбегает к ней, – замолчи! – Она треплет его за уши, и собачий хвост начинает вертеться еще сильнее. – Люди устали, спят, а твой лай всех разбудит. – Моника грозит ему пальцем. – Лучше давай поговорим. – И они идут дальше – Моника вдоль домов, Чарльз по краю тротуара. Сворачивают к авениде Л и идут по безлюдной улочке. – Знаешь, Чарльз, – говорит Моника, – Лу предлагает мне нечто такое, что может в корне изменить мою жизнь. Я подумываю о ее затее, но не знаю, что делать. Если решусь, ты, конечно, поедешь со мной.

Чарльз поднимает к ней морду и переводит взгляд куда-то вдаль, к небу, где, как большая медная монета, сияет луна.

Из уличной тьмы вырывается пронзительный свист, Моника замирает на месте возле строящегося дома и сверлит глазами мрак.

От темной стены отделяются три фигуры и направляются к ней.