Дай погадаю! или Балерина из замка Шарпентьер - Светлана Борминская Страница 34

Я так и не уехала той ночью, переночевав у родных. А утром на вокзал меня провожала Дашка. У дороги продавали виноград цвета крови.

– Ну как такой есть? – фыркнула Дашка.

У рынка под гармошку пел мужчина, приличный на вид, похожий на бригадира из кинофильма «Цемент».

– Белые крылья, белые крылья, белые крылья, полет неземной, как мы любили, как мы любили, как мы любили друг друга с тобой! – выводил он.

Мы дослушали его и пошли в обход какой-то стройки к вокзалу. На заборе висело объявление: «Любим генералить коттеджи. Звоните Любе».

– Вот куда надо было устраиваться, Даш, и похудела бы, и денег заработала! – покосилась я на объявление.

– Коттеджи?! – сквозь зубы проворчала Дашка. – Грязь чужую выгребать? Нет уж, если только...

– Что? – переспросила я.

– Мам, в Москве, к твоему сведению, сорок тысяч легальных миллионеров, – нараспев сказала Дашка. – А на самом-то деле их в пять раз больше! А миллиардеры так вообще не считаны.

«Где-то я это уже слышала...» – подумала я и похвасталась:

– Я тоже познакомилась... с одним бобром на «Бентли»! Правда, он женат оказался...

– На «Бентли»?! – возмущенно закашлялась дочь. – Ты посмотри на себя в зеркало, мам, без вариантов!

– Погоди, а что со мной не так? – Я бросила взгляд в витрину обувного магазина.

Оттуда на меня смотрела женщина лет сорока в дешевых джинсах и растянутой малиновой кофтенции.

– Ну, зачем ты какому-то странному бобру на «Бентли», мам? Что ты, кстати, знаешь о нем? Может, это вообще не его машина, а он всего лишь шофер или альфонс? А если даже и его, так ему нужна молодая, упругая девушка, и даже я в свои двадцать три – старуха для него! – Дашка обиженно фыркнула. – Не понимаю, хоть убей, мам, ну зачем ты пошла в гадалки, тебя ж всю жизнь в магазинах обвешивали!

– А при чем тут это? – обиделась я.

– Да притом! Пока ты еще хорошо выглядишь, тебе срочно надо устроиться сиделкой или домработницей к какому-нибудь старому перцу на Рублевку, – убежденно сказала Дашка, налетев на меня сзади. – Твой шанс – любовь, мам, но через работу.

– Что-о-о? – переспросила я.

– И выйти за него замуж! – Дашка цинично прищурилась. – Потому что миллионеры в отличие от альфонсов и проходимцев ценят порядочность и трудолюбие. И красивая ты, когда надеваешь что-нибудь приталенное, а не джинсы за двести рваных, а уж убираешься, как пылесос! Тебе, по сути, мам, цены нет, только не вздумай говорить, что ведьмой два месяца подрабатывала – могут неправильно понять!

– Не ведьмой, а гадалкой и ведуньей, – уточнила я. – А свекровь к вам заходит по ночам?

Дашка непонимающе взглянула на меня.

– Совсем забыла, нет уже... Я тут не выдержала и отвела ее ночью к ее кровати за руку, так она даже не проснулась, мам, упала кулем и захрапела, как паровоз!

Мы переглянулись и прыснули, я про себя подумала, какое же это счастье, что свекровь обычная лунатичка, потому что думала про ее хождения по ночам совсем уж нехорошо.

– Ну и как, допустим, мне попасть на работу к такому перцу на Рублевку? – покупая билет, вздохнула я. – На твой бойкий взгляд...

– Элементарно. Тебе надо устроиться уборщицей в клуб игроков в гольф или бридж. Кстати, принц Чарльз играет в поло!

Я вспомнила Камиллу Паркер и поежилась, даже прекрасная Диана не смогла выиграть битву за принца, куда уж мне?

– Сначала ты устроишься в гольф-клуб и между делом узнаешь, к кому из миллионеров можно попасть на работу...

– Ты думаешь, уборщицы гольф-клуба об этом знают? Сомнительно...

Дочь смерила меня взглядом.

– А разве уборщицы из другого теста, чем остальные женщины? – вздохнув, спросила Дашка. – И потом, в мире столько женщин, но ты-то одна, мам.

– Одна, – повторила я, подойдя к самому краю платформы. – По-твоему, легко очаровать мужчину со шваброй и ведром? Отстань! – рассердилась я.

Дочь задумалась.

– Мам, знаешь, если ты будешь вызывающая и скромная одновременно – ни один миллионер не устоит, у тебя же кожа цвета карамели, – напомнила мне дочь.

– Да-а-а?

– Да!

– Знаешь, Даш, если предположить, что для каждого из нас существует своя половинка, то наличие всех остальных людей не имеет никакого значения, ведь они уже предначертаны кому-то... И даже если я гипотетически понравлюсь какому-то миллионеру... В общем, счастья мне не видать, как своих ушей, – депрессивно пробормотала я.

– Ну, как хочешь, – поджала губы Дашка. – Но я не просто так говорю, я тебе счастья желаю, мам... Великосветские рауты по тебе определенно плачут! – фыркнула она.

– Рыдают, а не плачут, – целуя дочку, кивнула я.

На бреющем полете к вокзалу подлетела московская электричка, и я вошла в последний вагон, который остановился прямо передо мной.

«Куда ж мне податься?» – думала я, глядя в окно, пока не задремала.

Электричка тяжело дернулась и остановилась, а я протерла глаза. Вагон, в котором я сидела, был полупуст. Многие, как и я, дремали... «Да ну их, эти сны!» – Я порылась в сумке и вытащила газету. Мне только что приснилось, будто я провалилась в трещину и кричу оттуда, а меня никто не слышит.

Паутина воспоминаний отлетела куда-то в небо, когда через час я стояла в Москве на перроне вокзала и мимо меня бежали к электричкам сотни людей. Я плохо знаю Москву, хотя живу неподалеку всю жизнь, и, пока ехала до проспекта Мира, думала, что Москве, если сравнивать ее с женщиной, примерно 55 лет, и она – красивая и невозмутимая, какой и я тоже обязательно стану через чертову дюжину лет.

– Выписан? – не поверила я в приемном покое Института имени Склифосовского. – И ушел своими ногами? Ну, надо же... А это точно Борщук?!

У меня вдруг заболела душа, хотя, казалось бы, отчего ей болеть?