Мертвые хорошо пахнут - Эжен Савицкая Страница 34

БЕРГАНЦА

Море было повсюду, его чувствовали и слышали, давили ракушки, ступая по сланцу, мечтали о рыбах и китах, вдыхали соленый воздух. Но чаек не было видно, и пена давно исчезла, тонкая пенка, которую не слизнуть языком.

С потолков струился песок.

В самых толстых стенах находили коровий волос, а под гранитом старых дворов — корни самшита.

В каждом доме селилась сова.

Мужчина шестидесяти пяти лет, эпилептик, глухой, скупой, чванливый, грязный, вонючий, склочный, уродливый, слабый, плохо одетый, остался совсем без друзей. Без них осталась и женщина тех же лет, от которой несло мочой.

И юноша бедный, уродливый, ленивый, больной.

И ребенок уродливый и больной.

Сначала птица летела к руке, потом устремлялась к ветвям деревьев, в сумрак листвы.

Тот, кто рисовал мрамор, прожилки и молоко, умер так же быстро, как и не важно кто.

Та, которую мы любили, умерла так же быстро, как и не важно кто.

Воздушная гимнастка умерла так же быстро, как и не важно кто. На могиле ее — идеальный куб, очень тяжелый, чтобы грудь ее более не вздымалась.

У маленьких львят уже выросла грива и бурая шерстка. Они скучали в садах.

Обезглавленные угри били хвостами по нашим рукам, орошая их своими молоками.

Не пожирайте нас, мы — человеки, так эскимосы кричали охотникам на тюленей.

Каждый камешек гальки нес на себе метку вселенной и имел форму земного шара.

Мы спали на мертвецах, чьи кости поддерживали почву, и мертвые дети к нам возвращались, чтобы вживаться в своих любимых лошадок, в грузовики, велосипеды, в мишек, львов, дельфинов, а еще — чтобы спать в своих колыбельках. Жило дерево. Жил камень. Жила известка. Жило железо, светлое под ржой. Жили мы, одни подле других, одни над другими, кашляя и чихая…

Нам принадлежало небо, небо красивое, черное, синее.

Принадлежали плоды.

Принадлежали звери, звери смирные. И звери свирепые. Принадлежали звери незримые. А мы принадлежали зверям, которые нас лизали, кусали, кололи, умерщвляли и пожирали одного за другим в зависимости от своих потребностей и нашего сопротивления.

Нам принадлежала пыль, пыль золотая, белая, угольная, кремнистая.

Нам принадлежали наши мертвые.

Нам принадлежали слова, те, что мы изрекали, и те, что ни разу не изрекли.

Нашими были тени, что несла на себе земля, нам принадлежали следы, что застыли в засохшей грязи.

Кашалот проломил верхний слой льда и выплыл в залив, обрызгав наши дома елейной и жирной пеной, которой до сих пор мечены наша посуда и мебель.

Наши дома уже были хлевами, мило устланными соломой, ульями, изнутри покрытыми сладким воском, голубятнями порошковой белизны, вольерами, ароматными, как шкатулки с сигарами, кувшинами, где звенела вода, цистернами, полными нежного света, в которых то появлялись, то исчезали лица, шахматными досками, что хранили отпечатки ступней, ладоней, коленей, а иногда и губ, чугунными колоколами, из которых не вырывался крик, овчарнями, от которых несло чесноком и треской, могилами, что были распахнуты к небу, к листве, к соседней могиле и сообщались с центром Земли через всевозможные шахты и лабиринты.

Наши имена были начертаны на камнях.

От каминов и труб поднимался наш дым, и облаками над морем клубился наш пар.

Горы смотрели на нас свысока. Мы смотрели на горы снизу. С горных вершин мы иногда смотрели на море.

Лицо каждого было неповторимо.

Пичуги, что пролетали по коридорам и гнездились в меловой белизне.

Гуси, что пролетали над крышами.

Падения старого эпилептика, скупого, глухого, чванливого, грязного и вонючего, склочного, уродливого, слабого; падения, рыгания и пердения старого эпилептика, сотрясая стены, тревожили весь город.

Очередной прилет ласточек, поспешный отлет ласточек.

Трещины, через которые заползали и выползали мокрицы, через которые заползали и выползали муравьи, через которые заползали и выползали крысы.

Каждый дом имел особый семейный запах.

(Пауза)

Помимо того, что я был и буду всего лишь собакой, Берганца — мое имя и свойство.

ЧЕЛИ

Сегодня от города пахнет яйцом. Завтра запахнет чем? Быком? Конюшней? Пометом чаек? Или черной копотью?

КОНСПЮАТ

Осыпайте цветами бычка, что живет в вашем подвале, любуйтесь его глазами, глазами бычка, рогами, хвостом, удом, удом бычка, нежно гладьте ему ноги передние, задние и хребтину, ибо вы — в его доме, в священном доме бычка и под его защитой, принимайте его семя, в котором вы всегда и все время черпали силу. На его хлеве ты построил свой дом, а теперь задыхаешься от вонючей мочи. В твоем хлеве он поселил свой молодняк, что скулит и резвится.

Любите бычка, как ему надлежит вас любить.

Дайте риса орлу, без счета, как даете его остальным, погладьте его прекрасный лик, его пыльное оперенье и вылижьте его мощные лапы, ибо вы — в его доме, вы живете в священном доме лучезарного орла и под его защитой. Под крылом орла ты построил свой дом, и в твоем хлеве он поселил свой молодняк, что срыгивает и блюет.

Любите орла, как ему надлежит вас любить.

ГРУППА

За орла крыш, за неясыть голубятен, за быка подвалов, за свинью фруктовых садов, за ласточку гостиных, за одну только память о них, за дельфина прудов, за гинкго, за ясень, за живой вяз, за одну только память о них.

КОНСПЮАТ

Отдайте неясыти ваших цыплят и птенцов, живите подле нее и любуйтесь ее полетом и позами, ибо вы замешены по ее образу и подобию и живете в ее доме, в священном доме отважной неясыти. Под звездным ее вольером ты построил свой дом, и на твоей подстилке она отложила яйца, которые высиживают твои дети.

Любите неясыть, ее птенцов и ей подобных, как им надлежит вас любить.

Будьте со свиньей любезны и справедливы, как и с прочими, делите с ней свои трапезы и омовения, отдавайте ей лучший сыр и в старом вине смоченный хлеб, приложитесь устами к ее устам, которые столько вам дали, откройте ей свои тайны. Ее дом — это издавна, вот уже сколько тысячелетий, ваш дом.

Пусть ласточка принимает ваши нежнейшие поцелуи, пусть упивается вашей гортанью, пусть ест вашу моль и мух, устремляйтесь за ней в пустоту и падайте на мостовую, ей слегка позолотите, посеребрите перья, подарите ей свой потолок и оставьте ей небо, ибо вы живете в ее доме, светящемся доме тростниковой ласточки.

ГРУППА

За орла крыш, за неясыть голубятен, за быка подвалов, за свинью фруктовых рощ, за ласточку гостиных, за дельфина прудов, за гинкго, за ясень, за живой вяз, за громоотвод, за сигнальную сирену, за чугунный колокол.