Полубрат - Ларс Соби Кристенсен Страница 34

Перед ними вырос Фред. — Покажи руку, — требует он. Арнольд Нильсен чуть отстраняется от Веры и смотрит на худущего, своенравного пацанёнка. Потом очень осторожно и очень медленно стягивает с руки перчатку. Колышки, которыми он набил её, топорщатся сами по себе, и кажется, что он снял и положил на колени всю руку, а на культяпке остался лишь серый вспученный шмоток мяса, подрубленный грубыми стёжками, и обрубок большого пальца без ногтя, совершенно бесполезный. Вера закрывает глаза руками. Фред наклоняется поближе и уже собираегся потрогать изувеченную конечность, но Вера вскакивает, резко и нетерпеливо, и решительно тянет его за собой назад к машине. Арнольд Нильсен стремительно водворяет перчатку на место и бежит следом. — Приношу глубочайшие извинения за мою несообразительность, — шепчет он и склоняет голову. — Я не хочу пугать его кошмарами, — быстро отзывается Вера. — Это моя ошибка. — Ни в коем случае, — настаивает Арнольд Нильсен. — Что ни говори, а жалкие остатки бывшей руки показал я. Чем я могу загладить? — На это Вера не отвечает. Но она поднимает на него глаза и улыбается. Что даёт ему храбрости спросить ещё кое о чём, пока Фред устраивается на переднем сиденье. — Я не заметил в доме ни одного мужчины, — говорит он. — Зрение вас не подвело, — отвечает Вера. — То есть отца у мальчика нет? — Теперь Вера порывисто отворачивается. Фред вертит руль и издаёт звуки, напоминающие скорее рычание зверя, чем мотора. — Простите меня ещё раз, — умоляет Арнольд Нильсен.

Они спускаются назад в город. Небо затягивает. Наползают тучи. Вера зябнет. Фред сидит впереди и следит за спидометром. И тут им встречается ещё одна машина, чёрный «шевроле-флитлайн-делюкс», автомобили медленно расходятся и тормозят. Арнольд Нильсен выходит, навстречу появляется второй водитель, высокий молодой блондин с платком на шее, мужчины здороваются, они ходят вокруг своих американских коней и нахваливают их, оглаживают надраенные бока, заглядывают им в капоты, слов им не нужно, достаточно кивка, и всё понятно, они из одного братства, и внезапно Арнольд Нильсен глубоко и полно ощущает, что они связаны одной нитью, это чувство сопричастности общей судьбе он испытал прежде лишь единожды, когда переступил порог цирка «Mundus». Он замечает, что и в «шевроле» сидит красивая молодая женщина, она улыбается ему в боковое окно устало и блаженно, она в положении, и ей едва хватает места впереди. Потом машины разъезжаются, чтобы не встретиться больше никогда, хотя все четверо останутся жить в одном городе и проживут здесь свои жизни, свои корявые, искалеченные жизни, в которых обе пары постигнет трагическое несчастье. Незнакомцы на «шевроле» встретят свой злой рок уже за поворотом, Арнольду Нильсену предстоит ждать много лет, пока его, как говорится, настигнет то, что называют судьбой, хотя с таким же успехом её можно назвать математикой или, как я в своё время сказал Педеру, пытаясь обрисовать идеальную, в моём понимании, драматургию: простая симметрия тройного прыжка.

Дождь начинается, как только Арнольд Нильсен вновь садится за руль. Можно сказать, вода льёт на его мельницу. Теперь он вправе со всей непринуждённостью явить основное чудо. Он взмахивает неживой рукой, привлекая внимание, а другой рукой нажимает на кнопку на панели. Верх медленно растягивается над их головами. Фред сидит не дыша. Вера хлопает в ладоши. Арнольд Нильсен доволен тем, как прошло представление, и публикой тоже доволен. — Теперь мы домчимся в сухости, — возвещает он и переключает передачу. Вера быстро оглядывается и видит красные задние огни второй машины, которая прочерчивает два следа на мокром асфальте и скрывается в дожде у них за спиной. — Езжай осторожно, — шепчет она. — Дорога скользкая.

Арнольд Нильсен осторожно довозит их до дома. Пра и Болетта стоят у окна, когда машина тормозит на углу. Они видят, что Фред выпрыгивает с переднего сиденья и хлопает дверцей, а остальные остаются в машине. — Он спрашивает, увидятся ли они завтра, — констатирует Пра. — Ты думаешь, это так серьёзно? — поворачивается к ней Болетта. Старуха вздыхает. — Она не может теперь привередничать. И он тоже. — Тсс! — шикает Болетта, между тем как Арнольд Нильсен раскуривает сигарету с помощью элктрозажигалки и тихо говорит: — Смею надеяться, я напугал тебя не насмерть своей рукой. — Вера качает головой. Арнольд молча докуривает сигарету. Табак сухой и дерёт горло. — Я был бы счастлив прокатиться и завтра, — заявляет он, докурив. — Я тоже, — молниеносно откликается Вера. — Как ни жаль, я не могу пригласить тебя к себе. Временно я квартирую в пансионе, не самом лучшем. — Вера подаётся вперёд: — В пансионе? — Арнольд Нильсен смотрит в окно. Фред прижимается к стеклу носом. Льёт дождь. — Пансион Коха. Пока не найду себе чего-нибудь. Но в наши дни свободное жильё не предлагают на каждом углу. — Он вздыхает. — Я прочесал весь город. Не пропустил ни одного объявления с тех пор, как вернулся из Америки. Но даже в гостиницах нет мест! Представь, в Нью-Йорке я жил в «Астерии». «Астерию» знаешь? — Нет, — отвечает Вера. — Там твои чемоданы доносят до дверей, а в номере аж по четыре комнаты! — Он бахает здоровым кулаком по рулю. — В этом Кохе живут по трое в комнате! Один каждую ночь напивается и не даёт нам спать. — Он замолкает и смотрит смущённо на свою руку. Вера сидит молча, думает. — Я поговорю с мамой, — произносит она наконец. Арнольд Нильсен поднимает голову и смотрит на неё: — Что ты сказала? — И с бабушкой тоже поговорю, — добавляет она. Его лицо расползается в широчайшую улыбку, он совершенно теряет контроль и кладёт ей на руку свою руку. — Хорошо, что я такой компактный! Могу спать на окне на подушке!

Перебирается на Киркевейен Арнольд Нильсен в июне. Это производит фурор: «бьюик» на углу и мужик в женском царстве. Для начала его помещают на узкий матрас в прихожей. Он поднимается в семь утра, пьёт кофе, спускается в машину и возвращается домой в половине шестого. Чем он занят, они не знают, а он не говорит. — Живёт с жизни, — язвит Пра и качает головой, но в глубине души не может уж совсем не любить его. Он не путается под ногами. Опрятен и чистоплотен. Во сне никаких звуков не издаёт. Каждую неделю кладёт деньги в хозяйственную коробочку. Выносит мусор. По воскресеньям возит их на прогулки, в Несодден и к фьорду, или в обратном направлении, в лес, к озёрам, Фред тогда сидит впереди, и женщинам сзади не приходится тесниться. С собой у них кофе и венские булочки, и куда бы они ни заехали, везде народ останавливается и глядит вслед шикарному «бьюику», а Арнольд Нильсен машет всем рукой. А по вечерам, его стараниями, Вера смеётся. Болетта тайком навела справки у себя на Телеграфе. Он не наврал. Родом действительно с Рёста на Лофотенских островах, отец его был рыбаком, телефонный номер им не ставили. В июле его повышают до дивана в гостиной. Пра собачится с Болеттой в комнате прислуги, а Фред спит с матерью. Как-то ночью Арнольд Нильсен просыпается от того, что мальчишка буравит его взглядом. Возможно, он простоял так уже долго. Худосочная тень в темноте полна решимости и гонора. Он молчит. Это уж совсем плохо. Арнольд Нильсен приподнимается. — Тебе чего? — спрашивает он. Фред не отвечает. Арнольду Нильсену не по себе. — Не надо бояться, — шепчет он. Но тут же понимает, что мальчик не напуган. Тогда б он не стал торчать тут, в темноте у дивана. Скорее он злится, угрожает. Арнольд Нильсен не может найти нужных слов, этот балабол, способный уболтать кого угодно, ищет во всех доступных ему языках верную фразу, чтобы совладать с пятилетним мальчишкой. Он совсем понижает голос: — Я не отберу у тебя маму, Фред! — Он вытягивает беспалую руку. Фред не шевелится. Он стоит и смотрит, молча, сосредоточенно, а потом бесшумно уходит в спальню к матери.