Комната Джейкоба - Вирджиния Вульф Страница 34

— Арчер, — сказала миссис Фландерс с той нежностью, с какой матери обычно говорят о первенцах, — завтра будет в Гибралтаре.

Почта, которую она ждала (прогуливаясь по холму Доде, в то время как разрозненные церковные колокола вызванивали над ее головой мелодию псалма; часы, рассекая кружащийся мотив, пробили четыре раза; трава полиловела под грозовой тучей, а два десятка деревенских домиков бесконечно жалобно съежились под набежавшей тенью), почта со всем разнообразием писем, конвертов, написанных четкими и летящими почерками, то с английскими, то с колониальными марками, а то с поспешно оттиснутой желтой полосой, почта вот-вот должна была разбросать по свету мириады посланий. Есть ли какая-нибудь польза от принятой у нас столь обильной переписки или нет, судить не нам. Но то, что в наши дни письма и в особенности письма молодых людей, путешествующих в чужих краях, как правило, лживы — факт совершенно неоспоримый.

Вот, например, такая сцена.

Перед нами Джейкоб Фландерс, отправившийся за границу и остановившийся на несколько дней в Париже. (В июне прошлого года умерла кузина его матери, старая мисс Бербек, и оставила ему сто фунтов в наследство.)

— Не надо повторять весь этот бред сначала, Краттендон, — рассердился Маллинсон, маленький лысый художник, сидящий за мраморным столиком с лужицами пролитого кофе и кружочками от винных бутылок; он говорил очень быстро и вне всякого сомнения был изрядно пьян.

— Что, Фландерс кончил писать своей барышне? — спросил Краттендон, когда подошел Джейкоб и уселся рядом с ними, держа в руке конверт, адресованный миссис Фландерс, в окрестностях Скарборо, Англия.

— Ты признаешь Веласкеса? — спросил Краттендон.

— Разумеется, признает, а то нет!:— сказал Маллинсон.

— Вот, вечно он так, — раздраженно произнес Краттендон.

Джейкоб с подчеркнутой невозмутимостью поглядел на Маллиисона.

— Я тебе назову три величайших произведения из всех когда-либо созданных мировой литературой, — снова заговорил Краттендон. — «Душа моя, виси, как плод» [22]— начал он.

— Что слушать человека, который не любит Веласкеса, — перебил Маллинсон.

— Адольф, больше мистеру Маллинсону вина не приноси, — распорядился Краттендон.

— Ты не прав, ты не прав, — сказал Джейкоб тоном третейского судьи. — Пусть человек напивается, если ему хочется. Это Шекспир, Краттендон. Тут я с тобой согласен. Шекспир, разумеется, выше всех этих лягушек вместе взятых. «Душа моя, виси, как плод», — певуче и с выражением начал декламировать он, размахивая бокалом. «Чтоб черт тебя обуглил, беломордый!» [23]— воскликнул он, и вино выплеснулось через край.

— «Душа моя, виси, как плод», — начали Краттендон с Джейкобом одновременно, и оба расхохотались.

— Проклятые мухи, — проворчал Маллинсон, хлопая себя по лысине, — за кого они меня принимают?

— За какое-нибудь благовоние, — ответил Краттендон.

— Прекрати, Краттендон, — велел Джейкоб. — Он у нас неважно воспитан, — очень любезно пояснил он Маллинсону. — Не дает людям выпить. Слушайте! Я хочу отбивную. Как по-французски отбивная? Отбивную, Адольф! Ты что, балбес, не понимаешь?

— А вторая прекрасная вещь в мировой литературе, скажу я тебе, Фландерс… — проговорил Краттендон, опуская ноги на пол, ставя локти на стол и почти касаясь лицом лица Джейкоба.

— Хи-хи-хи, ха-ха-ха, кошка съела петуха, — перебил Маллинсон, барабаня пальцами по столу. — Самая изы-скан-но прекрасная вещь в мировой литературе… Краттендон — парень очень хороший, — продолжал он доверительно, — но дурачок. — И мотнул головой.

И ни слова об этом не было рассказано миссис Фландерс, и ничегошеньки о том, что происходило потом, когда они, расплатившись, ушли из ресторана и двинулись по бульвару Распай.

А вот еще один отрывок разговора: время действия — около одиннадцати утра; место действия — мастерская, день — воскресенье.

— Уверяю тебя, Фландерс, — говорил Краттендон, — я действительно ставлю эти маленькие вещи Маллинсона не ниже Шардена. И когда я так говорю… — Он надавил на кончик истощавшего тюбика. — Шарден был молодчина… Сейчас он продает их, чтобы расплатиться за обед, но увидишь, что будет, когда за него ухватятся торговые агенты. Он — молодчина, правда, просто молодчина.

— Жизнь, конечно, у вас восхитительная, — сказал Джейкоб, — возиться тут, наверху, с красками. И все-таки, Краттендон, искусство ваше дурацкое. — Он побродил по комнате. — А кстати, этот человек, Пьер Луис [24]…— Он взял в руки книжку.

— Послушайте, сударь, вам не надоело ходить из угла в угол? — спросил Краттендон.