Этюды для левой руки - Марианна Гончарова Страница 34

Однажды вечером на репетиции театра – там, где студенты и взрослые, – я вдруг обнаружила его сидящим в репетиционном зале в углу.

«Мотя!!! – заорала я. Было уже поздно, темно. – Мотя! Ты что здесь делаешь?! Почему ты не пошел домой еще четыре часа назад?!»

И Мотя поправил сползшие на нос очки и ответил: «Я задумался…»

Я схватила телефон, звук отключаю во время репетиции – там было семнадцать звонков от Мотиной бабушки.

Вчера Мотя в красной рубашечке, в очках, в соломенной шляпе с прутиком (он играл ленивого и толстого пастуха, который бранится с коровницей строгою)… У него одна строчка в представлении, одна всего! Этот Мотя пришел за два с половиной часа, нет, за два часа и тридцать пять минут до начала представления и съел мой мозг. Аккуратно отрезая понемножку, по мааааленькому кусочку и тщательно прожевывая. Он повсюду ходил следом за мной и спрашивал разные вопросы. Например: «А я правильно одет?», «Такая должна быть шляпа или загнуть?», «Воротничок пусть будет или застегнуть?», «А наш концерт сегодня или это репетиция?», «А можно я весь стишок расскажу сам? Я знаю, слушайте: вот дом, который построил Джек…» А на вопрос, а как же остальные, они тоже хотят, он ответил, что ну пусть выйдут и постоят со мной рядом. А потом и поверил в то, что он будет читать все сам, и ходил спрашивал, так ведь Джон уже переодевается, как же быть, он что, тоже выходит? Он тоже будет участвовать? И я от него спряталась. Честное слово – усадила его в кулисах, а сама удрала. И он пошел искать. Короче, когда он чуть ли до Интерпола не дошел, я объявилась сама, потому что вопрос, а где Гончарова, ее ищет Мотя, повторялся чаще, чем «С наступающим Новым годом». И когда я трусилась в кулисах, наблюдая какой-то очередной провал моих актеров, он подергал меня за рукав, чтобы задать еще один вопрос, я чуть не потеряла сознание. И я собрала свою волю в кулак и спросила, что, Мотя, ты хотел спросить… И он спросил, верю ли я в то, что он не брал Юлин пенал. (Это было в сентябре. У Юли пропал пенал, и склочная Юля обвинила всех, в том числе и меня.) Причем это надо слышать, как Мотя задает вопрос, – он задает его НЕ ТОРОПЯСЬ, задумываясь, экая, поправляя пальчиком очки… Так вот, когда он уже стоял в цепочке актеров, которые, взявшись за руки, должны были выйти на сцену, уже заиграла музыка, он вдруг отцепился, поправил очки и спросил: «А на каком языке выступать?» И хотя говорят педагоги, что нельзя иметь любимчиков в детском коллективе, я – слава небесам, не педагог – люблю Мотю больше всех. Я его просто обожаю. Он, маленький Мотя, – мой друг, один из лучших собеседников в моей жизни. Мотя – мой любимчик.

* * *

Первый вопрос в студии театра «Трудный возраст»: «Что вы читаете?»

Называют в основном книги, которые я настойчиво рекомендую: Драгунский, Драгунская, Коваль, Бруштейн…

А мальчик прекрасный Андрей Ш., двоечник, забывака, врун, хулиган и клоун, в общем, классный пацан, сказал, что как раз сегодня окончил читать «Рубайи» Омара Хайяма.

Владка, почесывая затылок, посопела и спросила: «А как называется тот рассказик, где Герасим котика потопил?»

А Мотя, обожаемый мной, маленький профессор Мотя, читает книгу о происхождении Вселенной. Если не ошибаюсь, Александра Гордона.