Фактор Николь - Елена Стяжкина Страница 34

Я не знаю, можно ли это натянуть на голову. Но я уже слышу в себе ростки буйного помешательства, причем очевидного, заразного и внешне очень привлекательного. Я уже понимаю, что втянута в road-movie. [18]И понимаю, что мне это даже нравится. Хотя собаки по-прежнему нравятся больше.

Мы долго-долго молчали и думали, кто же мы есть на самом деле. Было грустно…

А потом профессор Кривенко вежливо крякнул (не как уточка, просто крякнул) и сказал что в пятницу переменился ветер. Весь месяц он был восточный, а в ночь на субботу стал западный. И что он может перемениться еще раз. И надо просто найти послание и проверить, что´ в нем: «Оревуар» или «Прощайте навсегда».

Гриша сказал, что предпочел бы «навсегда». Миша взбодрился, а Рома заявил, что его политический опыт подсказывает: «навсегда» бывает только смерть.

Я немного расстроилась. Хотя всегда знала, что политика – это ужасно.

А в четверг я снова не пошла на работу (и ничего, земля не перевернулась, деньги не кончились, даже обидно). Я не пошла на работу. Не написала ни строчки – никому. Мне просто нужно было подумать о том, кто же я есть на самом-то деле.

В голове крутилось: «лишний человек», «луч света в темном царстве», «пионер-герой», «космонавт» и «олигарх-лайт». Откуда вылез олигарх, было решительно непонятно. И я остановилась на «пионере-герое» – существе бесполом, мужественном, категоричном и ориентированном на высокую цель.

Однако, если честно, высокой цели не было. И маленькой не было тоже. А отсутствие цели – это все-таки симптом лишнего человека. А какой я лишний, если на мне все держится? И Рома нервничает уже третий день, потому что ему нужен обзор рынка экспертного сообщества. И Миша – тоже. Миша тоже хочет, чтобы я отнесла его маме духи.

И Игорь Олегович. Он приехал ближе к обеду (чтобы был повод покушать) и попросил меня прекратить забастовку и вернуться на любых условиях. Он был согласен на все, даже на увеличение размера и частотности (фу, какое омерзительное слово) книжных обзоров. Он сказал: «Пусть мы вымрем как динозавры, но сделаем это вместе. С тобой…» Интересно, можно ли рассматривать это как признание моих литературных талантов?

А я напомнила ему, что мы ищем Николь и что подло было бы сейчас, в самый тяжелый момент, выйти из нашей группы и дезертировать в работу. А Игорь Олегович сказал, что он уже читал такую сказку. И что называется она…

– «Мэри Поппинс»? – закричала я.

– Нет, почему же? – удивился он. – Она называется «Синяя птица».

Я хотела подло спросить: «Синяя – это по цвету теней у нее на веках?» Но заткнулась. Заткнулась и позвонила в морг. В один, в другой, во все… Потом – в больницы и на таможни (Рома оставил мне секретные телефоны).

Николь не обнаруживалась. Вечером у меня собрался весь штаб. Мужчины грустно поужинали и скорбно разошлись.

Марина закрыла за ними дверь (я не смогла, потому что ненавижу трусов и предателей) и сказала:

– Есть три варианта ее поиска.

– Посольство, милиция и экстрасенс?

– Гоша, Алеша и Господь Бог.

– В последний раз, когда я пыталась связаться с Богом, он сказал мне, что очень устал и хочет спать.

– А как ты с ним связываешься? – строго спросила Марина.

Ну всё… Мне пришел конец. Марина убьет свою мать и войдет в историю в образе Электры-2. Сейчас это очень модно – римейки, пересказы и прочий постмодерн.

Но если нечего сказать, то надо говорить правду. Чаще всего мне нечего сказать мужчинам. Зато у меня есть много тем для разговора с самой собой. Поэтому я – лгунья, но окружающие считают меня безмерно честной.

– Я пишу ему эсэмэски. Но не знаю, куда послать, и сохраняю в черновиках. Еще я пишу ему в дневник. Иногда – в ЖЖ… Иногда просто разговариваю, когда он не слишком занят.

– Мам, тебе надо попробовать молиться, – великодушно сказала Марина. – Это лучше, поверь. Это – правильнее…

Конечно, правильнее… Конечно. Молитва – это код, четко структурированная информация. Ее легче воспринимать и обрабатывать. Молитва как автобан – дорога с высокой скоростью, качественным покрытием и низким уровнем травматизма. Но может быть, Ему тоже хочется чего-то настоящего, глупого, неизношенного?

Он же должен кому-то сказать, что устал и Ему больно, грустно и обидно, что все это – вот так.

И про грех гордыни я знаю тоже. И про правила. Но у меня нет слов для молитвы «Господи, пошли мне Николь». И я не уверена, что хочу ее получить. Не молитву, а именно Николь. Я просто хочу, чтобы с ней все было в порядке.

– Я напишу Алексу, а ты попробуй найти этого Гошу. Только не нервируй его, если он ничего не знает…

Окончательный вариант письма сложился к утру. Только на рассвете мне удалось изгнать из текста призраков и более или менее внятно задать вопрос. Сначала я написала Алексу, что должна бы радоваться от того, что Николь пропала и ее нет больше с нами. Что мне легче, когда она не врывается в мою жизнь, превращая ее в клаптики мусора. Я написала, что скучаю и часто думаю о том, что была не права. Но «была» – ключевое слово, потому что все случилось именно так, как надо. Так мне и надо. Да. И у меня есть Кузя. А у него – Николь, а значит, мы состоялись под самую завязку и похожи на мешки с зерном. На экспорт.

Ко второму варианту я немного очнулась от подростковых комплексов и вписала Кристину в факторы его состоятельности. А в факторы своей – умение водить автомобиль «хонда» с коробкой-автоматом. Еще я прихвастнула планами на покупку домика в Европе и говорящего попугая. Хотя до написания этого текста никаких мыслей о попугае у меня не было.

К двум часам (И. Ефремов «Час быка», время рождения планеты Земля, а?) стало очень муторно, я сообщила Алексу, что Кузю бросил Роман. И что если она в меня, то это – бросок на всю жизнь. А дальше будут только доказательства его, Роминой, мужской неправоты. И доказательств этих может быть очень много. И она тоже будет водить автомобиль. И даже прыгнет с парашютом. И может быть, станет первой женщиной-президентом в нашей очень патриархальной стране. Хотя с именем Марина это трудно. Потому что Марина у нас в истории – Мнишек. И от этого попахивает самозванством.

Это если она в меня… А если в него, то у нее еще будет, обязательно будет любовь всей ее жизни. Но я не знаю, как лучше, а как хуже. И пусть Рома вернется, если можно, то поскорее.

А текст, который я отправила, был очень короткий: «Привет, прости, что давно не писала. Какие новости? Как ваши дела?»

А днем, в пятницу, я подумала, что мне не интересны дела Алекса. То есть абсолютно. Он мне надоел, а Марина принесла письмо от Николь. Сказала, что нашла его в нашем почтовом ящике. Для писем и газет.

А у меня в этом ящике в прошлом году поселилась мышь. Мышь-скалолазка. Пожила месяцев восемь, а потом ушла. С тех пор я всегда держу в почтовом ящике корочку хлеба кусочек свитера и старую пуховую варежку. И больше ничего в этот ящик не влезает. Даже тонюсенький рекламный буклет…