Психодел - Андрей Рубанов Страница 34

В конце февраля, накануне мужского праздника, снег валил почти трое суток и вызвал бурную полемику в столичной прессе. Граждане были недовольны, их лишили возможности перемещаться по городу. В метро Кирилл видел многих хорошо одетых, брезгливо поджавших губы. Мужчины еще крепились, а женщины, вынужденно бросившие свои авто – у многих машины оказались просто погребены, – не скрывали недовольства. За что боролись? – читалось на их лицах. Где усилия отцов города? Точнее, отца – вечного и непотопляемого Юрия Лужкова? Где его гордость, самый большой в мире парк снегоуборочной техники?

Срочно рекрутированные гастарбайтеры скребли и чистили. Кирилл въехал в столицу на электричке, нырнул в подземку на самой окраине и там, на пустыре возле метро «Домодедовская», видел целую дивизию азиатов, на глаз – около полутысячи, щуплых, черноголовых, облаченных в одинаковые новенькие оранжевые жилеты. Зря, подумал Кактус, зря их одели в униформу, униформа объединяет и дисциплинирует. Толпа бедолаг в обносках ни на что не способна, но выдай им одинаковые тужурки – посмотрят друг на друга и поймут, что их много, что они – сила. Вот бросят сейчас лопаты и пойдут громить ближайший торговый центр, оснащенный фонтанами и подземными парковками. Вот вам ваши фонтаны, вот вам ваши парковки, что вы за существа, если для борьбы со снегом вам нужны люди из краев, где снега нет и не бывает?

Кирилл поднялся на «Новослободской», перешел улицу, толкнул двери новой, сплошь из дымчатого стекла, офисной крепости. Предупредил охрану, что ждет гостя, поднялся к себе на седьмой этаж, сменил зимние сапоги на легкие замшевые туфли и прошелся по кабинету. Окно выходило на Лесную улицу, и меж плоскостями крыш можно было рассмотреть верх Пугачевской башни и черные решетки одного из корпусов Бутырской тюрьмы. Кабинет с окнами на тюрьму – это хорошо или плохо? Наверное, хорошо. Такой вид не позволяет расслабиться.

Позвонил Борис: опаздываю, прошу прощения, движение парализовано, снегопад.

– Ты ж на джипе, – добродушно сказал Кактус, – что тебе снегопад?

– Я-то на джипе, – ответил сладкий мальчик, – а другие нет.

– Странно, – сказал Кактус. – Мне казалось, вся Москва давно на джипах. Не спеши, подожду.

Ни разу вовремя не приехал, подумал он. Бизнесмен.

Мальчик прибыл на час позже оговоренного срока, долго извинялся, поставил на стол бутылку дорогого виски.

– С праздником, Кирилл. И вот еще...

Положил две пачки долларов.

– Спасибо, что подождал. И вообще...

Замялся, улыбнулся, вздохнул сокрушенно.

– Извини. Я мудак, знаю. Везде опаздываю, слова не держу, рассчитаться вовремя не могу... Мудак конченый.

– Не конченый, – возразил Кактус. – До конченого тебе пока далеко. Расслабься. Давай лучше выпьем в честь дня Советской армии...

– Мне за руль.

Кирилл засмеялся, достал стаканы, лед.

– Перестань, какой может быть руль. Предпрадзничный день, все уже пьют. Или по знакомым бегают, поздравляют. Примем по две дозы, выкурим по сигаре. Поболтаем. Хочешь, я тебе потом укольчик сделаю, особый. Обменные процессы резко ускорятся, и почти весь алкоголь выйдет из крови естественным путем... Новейшая разработка спортивной фармакологии. Давай, дружище, хоть тридцать граммов – но проглоти. Праздник же.

– Это твой праздник, – сказал Борис. – А я не служил.

– Зря. Армия – она, ну... Формирует.

– Не сомневаюсь, – вежливо сказал сладкий мальчик. – Ладно, наливай.

Кактус усмехнулся, ответил сурово:

– Наливает младший. Тем более – я служил, а ты откосил. Кстати, льда мне побольше накидай. Полный стакан.

Борис кивнул, исполнил. Пошутил:

– Дедовщина, да?

Кактус кивнул.

– Да. Дедовщина.

– Раз такое дело, я могу и туалет зубной щеткой почистить...

– Не надо. Неудачная шутка.

Сладкий мальчик перестал улыбаться. Пора действовать жестче, подумал Кактус. Мальчик готов к употреблению, замаринован, солью и специями посыпан, пора жарить. С сентября его мариную, разминаю, подготавливаю – пора, пора.

Они выпили, Борис – одним глотком, Кактус – не спеша. Подержал под языком, пытаясь понять вкус, вроде бы понял.

– Знаешь, что особенно бесило? – спросил он. – Там, в армии? Это было очень долго. Два года! Ходишь, головой качаешь: ну пусть бы полгода, год – но два года? Серьезная тетка была наша родина, целых два года молодости себе забирала. Налей мне еще, если тебе не трудно. Себе – как хочешь, а мне налей...

Сладкий мальчик потянулся за бутылкой. Кактус откинулся в кресле, заложил руки за голову.

– А дедовщина – она везде, дружище. И в армии, и на гражданке. В любой профессии, в любой сфере. Равенство бывает только в математике. А в реальности, меж людей, его нет, не было и не будет. И не может быть, понял, нет? Разве я тебе равен? Ты молодой и глупый, я старый и умный. Я говорил тебе – давай найдем того, кто твою хату выставил. Ты ответил – «нет, зачем это надо...» А я – взрослый дядя, я плохого не посоветую. Я кое-куда позвонил, кое-кого попросил, пообещал премиальные – и вот, дружище, представь себе – нашли его...

Борис вздрогнул, чуть не выронил бутылку; пролил. Посмотрел неуверенно, напряженно. Лужица быстро увеличивалась в размерах. Кактус вытащил платок из кармана, бросил на стол, платок был дорогой, плотного полотна, и сладкий мальчик не сразу решился использовать его как тряпку, но своего платка у него не было, и даже одноразовых бумажных салфеток этот парень с собой не имел.

Мышцы имел, и челюсть крепкую, и модный свитер, и часы цены немалой, и айфон наиновейший – а платочка не имел. Пока вытирал полированный стол – Кактус достал из ящика стола золотой браслет.

– Твой?

Борис полушепотом выругался. Если не поверит, подумал Кактус, если заподозрит игру, подставу – сейчас посмотрит мне в глаза.