Психоз - Татьяна Соломатина Страница 34

После секса они или поругаются, или отправятся в кабак. И уже после поругаются.

«Не тревожьте зверя. А не то он проснётся и закатит истерику!»

По субботам просто Вова спит до девяти. После – двухчасовая пробежка. Годы. Надо регулярно отбивать у них своё, иначе и не заметишь, как «обанкротишься». Затем он будет поливать свои розочки, наивно полагая, что растит свой сад. И размышлять на глобальные темы: а) не завалиться ли к Сашке? б) не завалиться ли в сауну? в) завалиться к Сашке, привезти её сюда и вместе с ней уже завалиться в сауну. Детей сегодня не будет. Наследнички допускаются строго по воскресеньям после обеда. В процессе обдумывания пунктов а), б) и в) он разозлится, вспомнив, что «к Сашке» означает вовсе не к ней – это его недвижимость, а она – ехидная подвижная тварь. Она ехидная тварь, но без неё бессмысленно заваливаться в сауну. Потому что без неё скучно. Она – остроумная, красивая, у неё прекрасная фигура, она столько всего знает, что ему и вовеки не прочесть, и всё пересказывает. Очень талантливо. В лицах. Завалиться к ней, а потом сюда? А самой доехать – корона свалится?..

Как раз к моменту, когда все розочки будут политы, просто Вова озвереет и ни в какую сауну не завалится, а возьмётся за газонокосилку. А потом собственноручно отмоет машину, радуясь, какой он умный, что не подарил этой ехидной твари автомобиль. Вот ещё! Ну и после, плюнув на всё, поедет к «ехидной твари». Полюбить. Выгулять. Поругаться. Подвигаться. В движении, как известно, жизнь. От неё – этой слишком подвижной и такой чрезвычайно живой твари – невозможно избавиться: без неё жизнь пуста. С ней невозможно быть вместе: с нею рядом жизнь, застывшая в своей благополучности, невыносима.

В общем, Сашке надо свалить из обиталища на весь день. С отключенным телефоном. Или вообще без телефона? Нет, на всякий случай надо взять. Только уйдя из квартиры и будучи недоступной можно избежать Вовика. Хотя, как подсказывает практика, именно недоступный телефон особенно эффективно вызывает Владимира Викторовича из небытия. Такая магия. Так что телефон, пожалуй, лучше не отключать. А вдруг?.. Чёрт его знает. Нет, не отключать. Просто Вове и незнакомым номерам – не отвечать! Есть у Пятиугольникова дурная привычка: если Сашка не берёт трубку, не перезванивает, не шлёт сообщений – никак не реагирует на звонок, – он начинает названивать с других телефонов – даже не поленится сим-карту новую купить. Эти «копейки» ему не жаль – единственное, на что он не жмотится никогда – так это на собственную ярость. А у Сашки, увы, ещё с психологически практикующих времён на подкорке высечен рефлекс ответа на все входящие. Мало ли? Если человек платит деньги за то, чтобы с ним говорили, изволь говорить. Деньги – товар – деньги.

Но с семи до полудня – полноценных пять часов гарантированного покоя. От просто Вовы. Жаль, что не от себя.

Сашка лениво потягала гантельку, степенно приняла ванну и неспешно сварила кофе. Не давать закипеть. Дать три раза подойти. Поднялось – снять. Поднялось – снять. Поднялось – снять. Где-то вычитала. Не то в каком-то романе, не то на упаковке. «Смесь девяти элитных сортов Арабики с плантаций Бразилии, Коста-Рики, Эфиопии, Кении, Гватемалы. Очень насыщенный крепкий кофе. Бодрящий вкус с ярко выраженной горчинкой. Тёмная обжарка и красивая устойчивая пеночка».

«Пеночка, прости господи. Тьфу!»

Когда тут, в этой квартире, совсем не было книг, Сашка заучивала даже то, что написано на этикетках и обёртках. Старые стихи – это хорошо. Но, бесконечно кружась в колее старого, человек сходит с ума. Пытаясь создать новое из ничего – ничего нового не создаёт. Так что иногда спасают и обёртки.

Налила кофе в огромную чашку.

«Только «извращенка» Ирка пьёт кофе из напёрстков».

Тем более, в отличие от напёрстков, в огромной чашке всегда найдётся место для коньяка.

Медленно, со вкусом покурила, глядя из окна на шоссе, даже в субботу в семь часов утра заполненное машинами. На водоём. На кладбище, имевшее поутру вовсе не такой домашний уютный вид, как ночью. Могила Василия Пименовича была уже не видна. Слилась с безликим массивом прочих надгробий.

«Ночью по-домашнему, в халате и тапочках. Днём – извольте соблюдать дресс-код, как положено. Гранитная плита. Или мраморный крест. Металлическая оградка. Что-то поржавела у Василия Пименовича… Видна! Если долго смотреть в общую массу, можно выглядеть своё… Зачем тела упокоенных упаковывают в эти бездушные саркофаги, требующие постоянного ремонта? С другой стороны, развей родные Василия Пименовича его прах где-нибудь по ветру, тебе было бы не с кем бессонницу коротать… Надо пришить ему пуговицы!»

Сашка быстро допила кофе, оделась и, весело насвистывая себе под нос, быстро сбежала по лестнице вниз, на улицу. Вовсе забыв про телефон. Магазин, где продавали для разнообразных дел принадлежности, был недалеко. Две остановки на автобусе. Сашка очень хорошо помнила, как именно на той площади, в универмаге, в отделе постельного белья, она прикупила пару комплектов на свой вкус. Наконец-то – на свой вкус. Как раз в момент «отделения» от Пятиугольникова. На свой вкус, но на его деньги. Выданные ей на ведение «самостоятельного» хозяйства. В квартире не было ни чашек, ни ложек, ничего такого, что необходимо самостоятельно живущим людям. Денег как раз хватило на приобретение двух комплектов постельного белья, байковой «старушечьей» пижамы, о которой Сашка давно мечтала, пары полотенец и элементарной бытовой химии: средства для мытья посуды и стирального порошка. А на сдачу Сашка купила набор ароматических палочек-вонялочек. Чтобы хоть что-то, если уж не кто-то, говорило о человеческом присутствии в этом жилье. В котором до сих пор пахло шпатлевкой, плиточным клеем и чем-то ещё, чем всегда пахнет на территории, только-только покинутой строительной бригадой: не то подгоревшим пловом, не то свежим акрилом. Строительным мусором и одиночеством.

Вернувшись, застелила одним из комплектов дурацкую круглую кровать…

«Больше напоминает публичный дом, чем место уединённого отдохновения».

…«подкурила» сандаловый «фимиам» и поставила дымящийся «букетик» на маленький струганый сосновый стол на кухне. На тот самый – чуть ли не единственный предмет обстановки, не считая табуреток, который был ей по душе. И уснула. Безболезненно. Не вертясь, не крутясь и довольная.

Разбудил её просто Вова. Нет, не нежным поцелуем. Отнюдь. Сашку вернули в мир бодрствующих звуков моралью о безрассудстве трат на «роскошное бельё» и о том, как «девочки угорают, пьяные, у тлеющих сосновых столиков!».

«?.. Ага…»

Просто Вова хлопнул своей дорогущей дверью, а Сашка всю ночь напролёт вышагивала вдоль стены, читая вслух попеременно этикетки и стихи. На тот момент она ещё не была знакома с господином Филимоновым.

– Ну что, почистили костюмчик? – подмигнула Сашка портрету Василия Пименовича. – Господи, нет ничего омерзительнее фотографий на надгробиях. Вы же красивый мужчина, господин Филимонов!

За пару минут до этого Сашка закончила красить оградку. Если бы не краска…