Узелки - Евгений Гришковец Страница 34

Я указал на автобус. Таксист посмотрел и быстро прочитал табличку маршрута.

– Ну что?! Моряк на суше не дешёвка?! – ещё громче крикнул он. – Давай я тебя довезу с ветерком прямо до дверей… Недорого!..

Тут он назвал сумму, которой у меня и в помине не было. Вся площадь, все мои попутчики слышали то, что сказал таксист. Все, все, все смотрели на меня. Я почувствовал, что люто краснею. Не припомню, кого мне так же хотелось бы придушить, как тогда того гадкого таксиста… Не убить, а именно придушить, чтобы заткнулся…

– Проезжайте, – как можно хладнокровнее сказал я.

Настроение было испорчено, миф о благодарных морякам таксистах рухнул, и мне хотелось, чтобы никто на меня там не смотрел.

В родной город автобус въехал затемно. Меня не встречали. Я не сообщил о прибытии, хотел сделать сюрприз. Это тоже входило в план возвращения, обдуманный и передуманный бессчётное количество раз.

О том, как ехал домой с автовокзала по городу, как подходил к дому, поднимался на этаж… рассказывать нечего. Было сильное, головокружительное волнение, было оглушительное сердцебиение, была напряжённая мыслительная работа… Я заставлял себя понять, осознать, но главное – почувствовать, что то, чего я так ждал, к чему рвался всей душой, о чём думал все три года беспрерывно и видел на разные лады во сне… Моё возвращение домой как раз со мной и происходит.

Но я ничего особенного почувствовать не мог. Торжества, ликования сердца, неповторимости события не чувствовал. По дороге с автовокзала до дома я никого не повстречал, на меня никто не посмотрел, у подъезда никакие соседские парни с девчонками не ошивались, ни одного пьяного мужика на скамейке не сидело, ни единой соседке не приспичило вынести мусор, чтобы столкнуться со мной на лестнице.

То, как я позвонил, как мне открыли, как встретили мама и папа, каков был первый вечер, первая ночь дома, рассказывать не буду, не смогу. Скажу лишь, что, шагнув за порог, сразу вдохнул незабываемый и неизменный запах родного жилища и слёзы сами неудержимо покатились по лицу.

В первое утро я проснулся рано, хотя и мечтал о том, что буду спать, как в школьные годы во время каникул, то есть до обеда. То, что я услышал и увидел, пробудившись, – э то дождь, бивший в окно. Погода испортилась ночью совершенно. Нечего было и думать о прогулке по улицам и людным местам. Ходить по лужам в форме и с зонтом было глупо. Не об этом я мечтал долгими вахтами.

В первый свой день после службы съездил я к бабушке и деду. Форму надел. Бабушку и деда порадовал. На второй день съездил в форме в университет. День выдался опять дождливый. Студенты и студентки в коридорах смотрели на меня по-разному, в основном удивлённо, уважительно, но были и те, кто хихикал за моей спиной. Зашёл на свой факультет. Встретил несколько преподавателей. Не все меня узнали. И неудивительно. Я учился всего один год, а потом три года отсутствовал. Несколько бывших сокурсниц обрадовались мне, но я не узнал их в свою очередь.

Заглянул ещё в студенческий отдел кадров, заполнил какие-то бумажки для восстановления на второй курс. Там меня незнакомые сотрудницы искренне поздравили с возвращением.

В целом тогда получил удовольствие. Но долго слоняться по университету без дела тоже не было смысла. Через час я почувствовал неловкость, неприкаянность и неуместность своего пребывания там в образе скитальца морей. Заглянул в общежитие, в котором проводил на первом курсе много времени, но в комнатах со знакомыми номерами жили незнакомые мне студенты.

Дождь шёл весь день. Вечером дома я чуть не скулил от досады и невезения. Ближе к ночи обзвонил кого мог. Набрал номера нескольких одноклассников и приятелей, которых не видел и не слышал с дослужебных времён.

Звонки те сначала не дали ничего, кроме недоумения тех, кому звонил, и дежурных поздравлений с возвращением. По каким-то номерам ответили вовсе не знакомые мне люди. Но один одноклассник, с которым в школе мы не особенно общались, но с которым в один день и с одного призывного пункта уходили на воинскую службу, он – на два, а я – на три года… Только он неожиданно бурно обрадовался. Судя по голосу, был пьян.

Он радовался моему звонку, будто уже долго его ждал, кричал ура, хотел немедленно встречаться, а потом торжественно пригласил меня на свадьбу.

– Какую свадьбу? – не сообразил я.

– На мою свадьбу! Послезавтра… Отказа быть не может!!! Я не знал, кто у меня будет свидетелем… А тут на тебе!.. Но только чтобы оделся по форме!.. У кого на свадьбе был моряк? А?! А у меня будет!!!

На той свадьбе мне удалось покрасоваться. Вот только голубая шёлковая широкая лента через плечо, обязательная в таких случаях для свидетелей со стороны жениха, весьма странно и нелепо сочеталась с военно-морской формой. Это особенно видно на сохранившихся фотографиях.

Свадьбу одноклассник устроил небогатую. Гости были в основном мне незнакомые и возраста родителей жениха и невесты. Праздновали в тесной квартире. Какие-то мужики, родственники невесты, всё время меня подначивали, подшучивали надо мной.

– А что же это морячок водку не пьёт? – цеплялись они ко мне. – Так не бывает… Или ему наша компания не по нутру?..

Я к тому моменту ещё ни разу в жизни не выпивал допьяна. Разве что пробовал. За время службы вообще не пригубил. Нечего было. Строгая служба, да и база наша находилась далеко от цивилизации и массового проживания людей. До ближайшего посёлка с магазином было больше десяти километров. Где уж там напиться.

А на той свадьбе мне подливали какого-то сладкого вина, которое казалось безопасным, а потом, не понимая, что я уже здорово пьян, и не выдержав ехидных шуточек, я схватил со стола ополовиненную бутылку водки и со словами: «Военно-морской флот пьёт за молодых… Семь футов вам под килем!» – выпил содержимое из горлышка в несколько глотков, ко всеобщему восторгу и ликованию. Помню, что, глотая водку из бутылки, удивлялся тому, как это у меня легко получается.

Дальнейших воспоминаний о свадьбе у меня не осталось никаких. Проснулся я на следующий день в квартире, в которой свадьба и происходила. Проснулся одетый в форму. Сказать, что проснулся в форме, язык не поворачивается. Проснулся я сильно не в форме. Тогда мне явилось первое в жизни тяжкое похмелье. Такого страдания я никак не ожидал и не мог себе представить. Плюс ко всему жёг стыд.

Чтобы как-то добраться домой, я попросил у своего одноклассника куртку и надел её поверх формы, испачканной засохшими последствиями выпитой водки. Бескозырку стыдливо сунул в потёртый пакет. Благо, когда я приехал домой, родителей не было. Флотскую свою одежду, которую так долго и тщательно, весь полный предвкушений радости возвращения со службы готовил, подшивал, подгонял по фигуре ещё на корабле, я вычистил, сложил и убрал в шкаф, решив, больше никогда не надевать.

Служба закончилась. Нужно было жить дальше. Нужно было не только вернуться домой, но и вернуться к той жизни, в которой моей матросской красивой и гордой форме решительно не было места.