Новичкам везет - Эрика Бауэрмайстер Страница 33

– Понимаешь, всем нашим шедеврам конец один, – убеждал пожилой мужчина, – не закопают, так кремируют.

Две девочки-подростка прислонились к колонне.

– Стукнет восемнадцать – тут же такую сделаю.

– Ага. Мне мама разрешила, но сказала, только чтобы под одеждой. Какой тогда смысл?

Уже у двери Мэрион углядела морской пейзаж – обнаженную мужскую спину захлестывало морскими волнами.

Много лет назад, когда дети были маленькие, Мэрион повезла их в Айову к бабушке. Дети буянили – смена часовых поясов, новые порядки на новом месте, сразу не привыкнешь. Они гонялись друг за дружкой по всему дому, размахивали длинной пенопластовой битой, которую обнаружили в стенном шкафу. Мэрион вошла в гостиную, чтобы выгнать их играть во двор, и как раз в эту минуту бита задела одну из висящих на стене больших семейных фотографий. Фотография взлетела в воздух и удачно приземлилась на диван. Дети застыли с открытыми ртами.

Мэрион быстро подобрала фотографию, хотела повесить обратно. Нащупала проволочку на обороте. Странно, сзади не тонкая, как она ожидала, бумага, а что-то плотное и шершавое. Она перевернула раму – это оказался морской пейзаж. Она его видела раньше – давным-давно, у матери в студии.

Заслышав материнские шаги, Мэрион поспешно повесила фотографию на место. Поздно вечером, когда мать уже спала и Мэрион удалось убедить детей, что они не попадают с кроватей в этом странном месте, она вернулась в гостиную. Одна фотография, другая, третья, шестая, восьмая. Позади каждой картина – и все лицом к стене.

– Пойдешь со мной в тату-салон? – Через неделю после съезда татуировщиков Мэрион сидела у Дарии на кухне.

– Готова к наколке или опять собираешься поглазеть?

– Все никак статью не закончу.

Дария намазала маслом кусок еще теплого хлеба и протянула сестре.

– А тебе самой не смешно?

– Что?

– Ты замужем, у тебя трое детей, а на татуировку решиться не можешь?

– Я сделаю, я обещала Кейт.

– Правило номер один. – Лицо у сестрицы ужасно серьезное. – Никогда не делай татуировку, потому что тебе велели ее сделать.

– Или потому что тебе велели ее не делать?

Дария почти заглотала наживку, но все-таки раздумала спорить. Удивительно, обычно Дария сразу же бросается в бой. Мэрион уже пожалела о вырвавшихся словах. Она бы сдержалась, но Дария попала прямо в точку.

– Знаешь, – кивнула младшая сестра, – после моей первой татуировки мама сказала, что это из протеста. Но на самом деле, когда я в первый раз посмотрела на рисунок на коже, я совсем о другом подумала.

– О чем?

– О том, что он мой, и о том, какой он красивый.

Дария глянула на татуировку на руке с почти материнской нежностью.

– Но кое к чему тебе все-таки придется привыкнуть.

Дария встала и открыла ящик буфета со всякой мелочевкой. Мэрион шутила, что там можно найти все на свете – игральные карты и отвертки, старый телевизионные пульты и неоплаченный счет за страховку на машину.

Дария вытянула бутылочку с пурпурным лаком для ногтей.

– А ну, давай лапу.

– Что?

– Радость моя, о какой татуировке может идти речь, если ты и этого боишься?

Толстый слой пурпурного лака ложится на коротко остриженные ногти. Лет двадцать пять назад они с дочкой вот так играли во дворике в маникюрный салон. Дженни невероятно сосредоточенно накладывала воду на ногти матери. Себе дочка всегда выбирала настоящий лак – чем ярче, чем лучше – зеленый или голубой, иногда оранжевый. Маленьким ноготочкам требовалась лишь крошечная капелька лака. Дженни потом часами бегала по дому, болтая в воздухе руками – яркие пятнышки взлетали и кружились, как маленькие бабочки.

В те дни все вокруг звенело от крика. В глазах рябило, словно по дому носилась тройка здоровущих надувных мячей. Мэрион не возражала против шума и гама, вся эта суета придавала жизни вкус. Она обожала буйное веселье малышковых дней рождений и даже – хотя она не часто в этом признавалась – совершенно не возражала против брызжущих гормонами беспокойных подростков. Было интересно следить за тем, как их тела и чувства обгоняют в росте их самих, расчищая дорогу тому взрослому, который в конце концов получится.

Но не успеешь вздохнуть и выдохнуть, глядь, дети уже выросли и разбежались, а шум и гам исчез вместе с ними.

На следующий день после того, как они с Терри отвезли младшенького в колледж, Мэрион сидела в полном одиночестве на кушетке в гостиной и прислушивалась к звукам вокруг. Сколько лет она не была дома одна, без того, чтобы кто-нибудь из детей не ворвался через пять минут. Улыбнулась грустно – сколько звуков вместит этот дом, когда они вернутся. Но пока только тихо урчит холодильник, да на улице хлопнула дверца соседского автомобиля. Мэрион прислушалась к пустому дому. Пустота растекалась повсюду, залезала в спальни, пробиралась в укромное местечко за диваном, где Мэрион многие годы прятала рождественские подарки. Пустота заставляла прислушиваться и к постукиванию отопления в подвале, и к своим собственным равномерным вдохам и выдохам. Обрамленные молчанием, тихие звуки превращались в произведения искусства, любуйся – не хочу.

– Ну вот, готово. – Дария окинула взглядом свою работу.

Не ногти, а шик и блеск, да еще помноженный на десять.

– А теперь ты пойдешь со мной в тату-салон?

– Нетушки.

И как ей не надоело вредничать?

По дороге домой Мэрион заехала в магазин. Помноженный на десять шик-блеск снял с полки любимую овсянку Терри, порылся в упаковках мяса, выискивая посвежее, выбрал дыню, покопался в помидорах – пурпурное на красном. Она никак не могла сосредоточиться на покупках, в глазах стояли яркие цвета воспоминаний. Вот счастливое и гордое личико трехлетнего Джесси с охапкой фиолетовых ирисов, которые он надергал в саду. А там лиловый воздушный шар – они как-то совершенно неожиданно решились на полет, дети судорожно вцепились в корзинку, а волосы от ветра встали дыбом.

Она прихватила еще кочан салата, и тут ее заметил продавец, укладывавший товары на полку.

– Круто, – одобрительно кивнул он, на минуту оторвавшись от гигантской пирамиды моркови. Покупательница рядом бросила беглый взгляд на ногти Мэрион и тут же отвернулась.

Мэрион подошла к кассе и выбрала кассиршу, которую знала в лицо, вечно всем недовольную тетку. Мэрион заплатила карточкой и теперь расписывалась, тут кассирша и заметила ее ногти.

– Разводитесь? – сочувственно спросила она.

На стоянке маленькая девочка уставилась на Мэрион и захихикала, мать повернулась посмотреть, что же так насмешило дочку.

– Внучки? – Она заговорщицки подмигнула Мэрион.

Мэрион позвонила сестре: