Долгое молчание - Этьен ван Херден Страница 33

С самого начала, поняла Летти Писториус, моя любовь к нему была мятежом против родителей. И мятежом против самой себя, потому что мы не часто влюбляемся в тех, кто олицетворяет все то, чем мы не являемся. В партнеры жизни мы выбираем себе тех, кто сможет исцелить недостатки в нас самих.

Чтобы еще ухудшить дело, Берги и Писториусы не ладили — с тех самых пор, как черная повозка, запряженная быками, прибыла в Йерсоненд. Со временем открытая враждебность переросла в осторожное примирение. Не так легко было двум семьям попытаться установить отношения в окружении йерсонендских сплетников, потому что йерсонендцы никогда не упускали возможности указать, что большая тайна золота находится в руках обеих семей, как две половинки устричной раковины: одна половинка здесь, а вторая — там.

Потому что разве не отец Летти, фельдкорнет Рыжебородый Писториус, впоследствии первый адвокат Писториус, отправился той темной ночью, чтобы зарыть золото вместе с Меерластом Бергом, отцом Большого Карела?

Влюбиться в такой атмосфере было безумием, решила Летти на корабле. Но с самого детства ее тянуло к мальчику, галопом скакавшему по улицам Йерсоненда на чистокровном коне вслед за своим шикарным отцом.

После пресных и скучных контор отца Перьевой Дворец Бергов с модным ателье и выставкой шляп, с приезжавшими туда портными, манекенщицами и ведущими модельерами крупных городов мира оказался для нее в новинку.

Она никогда не забудет день, когда ее дружба с Большим Карелом Бергом расцвела в любовь. Ирэн Лэмпэк всегда держалась отчужденно и была погружена в свою работу, однако однажды она согласилась дать юным леди города несколько уроков по шитью дамского платья, искусству подбирать туалеты и одеваться со вкусом. Летти и представить себе не могла, кто подвигнул Ирэн на это.

Это было дерзкое предприятие, и в преуспевающих домах долго спорили, благоразумно это или нет. Конечно, вести дела с Меерластом Бергом — это прекрасно, но он все же полукровка. А его жена, пусть она и красавица, не одна из нас, говорили люди. Вдобавок Перьевой Дворец посещают самые разнообразные странные иноземцы — люди, которые поступают совсем не так, как принято в Йерсоненде. Но какая жалость, что в городе живет настолько талантливая женщина, а молодежь не может извлечь из ее умений пользу.

Занятия рекламировали в школе, на церковных собраниях, в лавке и в монастыре, но в назначенный день единственная молодая женщина — Летти Писториус — прошла по длинной авеню к Перьевому Дворцу. Карел Берг, хорошо сложенный молодой человек, чистил своего гнедого жеребца на лужайке перед большим домом с фронтонами. Лишь многие годы спустя Летти поняла, что тогда он устроил засаду на городских девиц: вышел на лужайку в гетрах и бриджах для верховой езды и чистил и чистил без конца своего коня, предвкушая появление девушек.

Когда Летти появилась одна, он посмотрел на нее с участием — позднее она узнала, что это была для него своего рода защита — стреножил коня и провел ее вверх по лестнице к парадной двери. Ирэн Лэмпэк ошеломила ее. До сих пор Летти всего пару раз видела ее верхом на улицах Йерсоненда, и вот она впервые стоит перед этой женщиной. Летти была просто потрясена ее экзотической красотой, схватив прохладную руку Ирэн своей горячей и потной ладошкой.

Ее провели в Перьевой Дворец, и она с восторгом осматривала мебель из далеких стран, огромную библиотеку, ателье с высокими окнами, чертежные столы и гипсовые манекены. Ирэн Лэмпэк еще показывала ей дом и рассказывала, что и как действует, своим монотонным голосом со странным акцентом, и тут Летти оглянулась.

В дверях стоял юноша и смотрел на нее: юноша, ставший ее мужем, с которым она сражалась за общие ночи в конце отношений, всегда пугавших ее, мужем, от которого она так и не смогла себя оторвать.

Иногда в жизни наступает решающий момент, такой, без которого — оглядываясь на прошлое — ты бы предпочел обойтись. Именно такой момент возник, когда встретились глаза Летти и Карела. Они навсегда останутся связанными этим моментом; преданными друг другу в зависимости и сомнениях.

Так и начались их отношения. В последующие недели Летти приходила в Перьевой Дворец в четыре часа пополудни каждый понедельник. Ирэн Лэмпэк терпеливо натаскивала ее, и Летти научилась уважать цвет, текстуру и красоту линий и форм. Она открыла для себя тревогу и нетерпение при виде белого листа бумаги — в миг перед тем, как карандаш начинает двигаться, в миг, когда все вероятности вдруг улетучиваются и тебе необходимо ухватить хотя бы одну, словно это бабочка, и удержать ее, потому что именно она так много для тебя значит.

Летти думала обо всем этом на корабле и после того, как в гавани Столовой Горы получила телеграмму о Большом Кареле. Она устало села в поезд на станции в Кейптауне. Сначала ей и маленькому Джонти повезло, и они ехали в купе одни. Младенец мокрым ртом присосался к ее груди, а Летти смотрела на проплывающий мимо пейзаж.

Она чувствовала себя уязвимой и беззащитной; она представления не имела, что ее ожидает. Поезд прошел через горный перевал и заскользил, как змея, по долине реки Гекс, виноградники остались позади, и местность впереди сделалась открытой и пустынной.

Что, если Карел мертв? — гадала Летти. Все эти годы конфликтов и пренебрежения, ярости и страсти — как смогу я простить себя? Стало быть, он все же наткнулся на нечто, что было ему не по зубам: самые честолюбивые из его проектов обладали таким мифическим размахом, что были за пределами человеческих сил. Он взялся за то, что оказалось величественнее его собственных энергии и решимости.

Где теперь она найдет себе убежище? Она, которая всегда сдерживала мужа из-за своего происхождения, своей неспособности отыскать смысл самостоятельно, из-за того, что чувствовала себя в этом мире неуютно.

Очень странно, но ей казалось, что дитя, которое она держит у груди, не ее. Оно принадлежит Йерсоненду, думала Летти, и я носила его в утробе по случайному стечению обстоятельств. Она стремилась ощутить связь с ним, как всегда пыталась со всеми и всем вокруг себя. Она успокаивала и ласкала его, давала ему то, что требовалось и даже больше, но глубоко внутри боялась, что сын повернется к ней спиной и уйдет в мир, оставив ее одну.

Джонти, назвала она его, Джонти Джек Берг, и когда потом ее спрашивали: «Где, ради всего святого, ты раскопала такое имя?», она отвечала, что искала что-нибудь, не имеющее ничего, абсолютно ничего общего с Йерсонендом и его жителями. Имя, не имеющее никакого отношения и к ее родным.

Когда Летти приехала в Лондон, она заметила афишу певца, артиста кабаре, с надписью: «Выступает Джонти Джек». Когда беременность подтвердилась, Летти снова вспомнила эту рекламу: «Выступает Джонти Джек». Тогда она твердо решила, что так и будут звать ее ребенка — мятеж против одержимости матери, Гвен Вилье, своим происхождением гугенотки; против Писториусов и их мужчин, которые могут быть исключительно адвокатами, и больше никем — каждый слишком нервный, чтобы вырваться; и, разумеется, категорический отказ позволить Бергам завладеть ребенком, дав ему имя со своей стороны.

— Ты родился в море, — шептала она в сморщенное личико Джонти Джека, красное, скривившееся из-за болей в животике, — в самом центре великого Ничто. Ты никому ничего не должен. Оставайся свободным, оставайся независимым, смотри на Йерсоненд со стороны.