Пуговицы - Ирэн Роздобудько Страница 33

— Да вот, приблудилась ко мне на днях, — пояснила хозяйка. — Бог ее знает откуда. Из лесу пришла.

— А Петровичу ты заявила?

— А то ты нашего Петровича не знаешь! Уже с утра лыка не вяжет. Да и жалко мне ее, приблуду. Загубят, как Иеланума…

Во время этого разговора я сидела в углу на табурете и вертела головой, стараясь понять, чем мне грозит приход гостьи. Я громко дышала, сердце билось, как у пойманной в капкан лисы.

— Боится, видно, — констатировала Мироновна. — Видишь, как дышит.

— Иди, посиди с нами! Чаю попьем! — позвала меня за стол хозяйка.

— Помыть бы ее для начала… — заметила банщица. — А на голове-то что! Как у Игнасио из «Тропиканки».

— Не у Игнасио, а у Карлоса!

— Ты все путаешь. Карлос — сын миллионера, у него не может быть такой прически! — авторитетно сказала Мироновна. — А Игнасио — тот бедняк, без машины, в которого влюблена Мария!

Старушки заспорили. Обиженная Мироновна засобиралась домой. Я взволнованно смотрела на обеих.

— Ну чего ты, Мироновна, — миролюбиво произнесла моя хозяйка. — А как же чай?

Мироновна поджала губы, но все же уселась на свое место и снова уставилась на меня. Я со своим табуретом уже перебралась поближе к столу.

— На вот! — Хозяйка поставила передо мной большую глиняную кружку с чаем и протянула печенье «Наша марка», которое сегодня в ожидании визита подруги купила в магазине.

Обе, подперев руками подбородки, смотрели, как я макаю печенье в чай.

— Знаешь что, — сказала Мироновна, — она хоть и приблуда, а все же девка. Помыть ее надо. Ты приводи ее ко мне завтра, ближе к ночи. Я оставлю воду, нагрею — искупаем. Может, и к Петровичу заведем. Какой-никакой, а все ж участковый. Может, ищут ее…

Я поставила чашку и отчаянно замычала, вертя головой.

— Нет уж! — решительно сказала моя хозяйка. — Бог послал — Бог и решит, что дальше делать. У меня за Иеланума нашего душа изболелась. Сообщили — и что? Кому он мешал? А был он — посланец. Истинно говорю — святой… Может, эта приблуда нам вместо него дана…

— Да, Иеланума жалко… — вздохнула банщица и обернулась ко мне. — Ты знаешь Иеланума?

Имя меня взволновало. Но не потому, что было мне знакомо. Просто в нем было странное сочетание букв, от которых захотелось плакать. Имя звучало протяжно и печально, как зашифрованная фраза, как имя ветра, как вой одинокого волка. В нем не было ничего человеческого.

— Да не знает она его! Не трогай девку. Видишь, она не в себе… — сказала моя старушка.

И они, оставив меня в покое, заговорили о таинственном Иелануме.

Потом, гораздо позже, в моей памяти всплыла эта история.

…Его нашли десять лет назад в медвежьей берлоге. А до того местные жители не раз видели в лесу странное существо, передвигающееся на четвереньках, но не имеющее ни шерсти, ни хвоста. Существо с обезьяньей проворностью бежало следом за большой медведицей. «Оборотень!» — решили селяне и перестали охотиться в тех местах. Медведица вреда не приносила. Более того, находилась под охраной закона, запрещающего истреблять в этих краях редких животных.

Потом времена изменились. Внизу, у самой трассы, вырос частный ресторан, и хозяин внес в меню заманчивое блюдо — отбивную из медвежьего мяса. За каждого убитого медведя платил баснословные для этой местности деньги. Вот тогда-то и пришел черед медведицы.

Семеро односельчан, вооружившись ножами и кольями (тогда уже нужно было иметь разрешение на оружие, и многие предпочли зарыть свои «гверы» на огородах), отправились к таинственной берлоге. Перед тем каждый сходил в церковь и мысленно попросил Бога избавить его от первого удара.

Стояла зима. Медведица спала в берлоге и, разбуженная, могла впасть в особенную ярость. Ее выкуривали дымом, совали внутрь берлоги колья и зажженные факелы, пытались разбудить ее криками и дребезжанием походных котелков. С недовольным грозным рыком она вылезла из своего убежища и встала на задние лапы, загораживая собою проход. «Разом!» — скомандовал вожак, и семь кольев впились в грудь двухметрового зверя. Медведица сделала несколько шагов и повалилась на грудь, пронзенная насквозь. Колья торчали из спины, делая ее похожей на мифическое животное.

Вот тогда-то в берлоге и обнаружили «оборотня»… Он лежал в глубокой выемке, еще хранившей медвежье тепло, и тихо скулил. Когда странное существо вытащили наружу, где от тела медведицы медленно расползалось пятно, превращая снег в вишневую пенку, «оборотень» поднял голову кверху и издал странный звук: «И-и-е-е-а-а-у-у-м-м-м…»

Медведицу поволокли в село на санях. Существо завернули в кожух и положили рядом с ней. А по дороге завезли в местную амбулаторию. Здесь работали один фельдшер и одна пожилая медсестра. Обследовав пациента, они пришли к выводу, что это человек, но давно одичавший. Предполагали, что его вырастила медведица, потерявшая медвежат. Сколько лет он провел в лесу, откуда и какого возраста — все это оставалась загадкой. Первое время существо рвалось на улицу и протяжно выло одним звуком, по которому ему и дали имя — Иеланум.

Семь лет до него никому не было дела. Иеланум жил в амбулатории. Его научили надевать полотняные штаны и сорочку, есть из миски и проситься по нужде на улицу. Сердобольные жители селения установили дежурство и по очереди приносили ему еду. Бывало, шли, как на праздник, всем семейством, а потом, подперев спинами стены небольшой кельи, в которой жил Иеланум, наблюдали, как он ест. Заметили: посещение «лесного человека» сулит удачу. То выздоровеет безнадежно заболевшая корова, то придет долгожданное письмо или еще что-нибудь хорошее случится. Фельдшер, соскучившийся по науке, каждый день занимался с Иеланумом, записывая его реакции в большую амбарную книгу. Остальную часть времени Иеланум сидел на койке и смотрел за окно. Когда наступала зима, в его памяти, очевидно, всплывала картина убийства медведицы, и он долго и протяжно выл на луну. А потом в селение начали наезжать журналисты. Вначале местные, затем из столицы, а позже и иностранные. Иеланум закрывался от вспышек и угрожающе рычал.

Однажды в село въехал фургон. По распоряжению свыше Иеланума забирали для исследований в столицу. У амбулатории собрался народ, Иеланум бился в руках четырех санитаров, старый фельдшер плакал и потрясал амбарной книгой… Когда Иеланум обессилел и затих, его бросили на пол машины, устланный соломой.

Фургон уехал. Из него доносился печальный вой: «И-и-е-е-а-а-у-у-м-м-м…» Село опустело. Больше об Иелануме никто ничего не слышал.

Правда, три года спустя в программе «Взгляд» показали сюжет о странном человеке, живущем в доме престарелых где-то в Башкирии. Тамошний главврач рассказал, что его выкормила и воспитала медведица и, несмотря на то что он давно уже живет среди людей, так и не научился ни разговаривать, ни понимать окружающий мир. Потеряв научный интерес к эксперименту, его поселили здесь, среди стариков. Говоря, врач гладил пациента по лохматой голове, а тот смотрел в телекамеру печальным немигающим взглядом.