Московская ведьма - Владислав Кетат Страница 33

Марина была полностью с этим согласна, но не ответила ничего – процесс рисования захватил её. Штрих за штрихом, линия за линией на белом поле начал проявляться нечёткий пока ещё образ того, кто почти без спроса вломился в её жизнь.

Она поместила героя сегодняшнего вечера в центр холста по вертикали, и чуть сдвинула по горизонтали вправо. Место слева предназначалось для пурпурной мантии, эффектно огибающей ножку кресла.

С сидящей на стуле фигурой Марина справилась довольно быстро – люди у неё всегда получались хорошо. Долго не давалось лицо. Марина злилась, не понимая, в чём дело, пока не вспомнила совет своего первого учителя: «в лице главное – пропорции. От волос до бровей, от бровей до носа, от носа до губ, от губ до подбородка и ещё расстояние между глаз – всё». И помогло.

Фон – зашторенное окно – Марина решила почти не прорисовывать, а наметить лишь контурами, о чём и сообщила модели.

– Полностью поддерживаю, – откликнулась модель. – Любая недоказанность лучше конкретики. Чем больше непонятностей, тем лучше! Надо давать зрителю пищу для фантазии, зритель это любит. А если не любит, то он не зритель, а критик… хотя и переусердствовать в этом деле тоже не стоит, а то получится, как у Серова на портрете Боткиной с её диваном в космосе…

– «Развёрнут по диагонали, в большом пространстве полотна, диван, и выдают детали, что долго женщина одна ^[8]…» – продекламировала Марина по памяти.

– Браво! – крикнул Велиор и громко зааплодировал. – Ваши?

– Не кричите вы так, – шикнула на него Марина, – я чуть карандаш из-за вас не выронила! Нет, не мои, чужие. Да, и ещё: не бойтесь, как у Серова не получится…

Велиор тоненько захихикал:

– Шутку понял!

Марина выдавила на самый уголок чистенькой фанерной палитры немного неаполитанской телесной, а рядом, уже смелее, щедрый завиток свинцовых белил. Макнула кисточку в маслёнку.

– Надеюсь, мне не надо вас учить? Вы начинаете с объекта или с фона? – подал голос до этого долго молчавший Велиор.

Марина подняла бровь:

– Если объект это вы, то с вас.

Велиор потупился:

– Вы только не подумайте, что я пытаюсь вмешиваться в процесс, просто я несколько щепетилен в вопросах техники…

– Понимаю… – кивнула Марина и сделала первый мазок.

По комнате постепенно начал расползаться знакомый Марине с детства запах масляных красок. Странно: когда позировала сама, совершено не обращала на него внимания, а сейчас… Марина втянула его в себя с наслаждением.

«Эх, молодость, молодость, – подумала она, – где же ты теперь, подруга моя развесёлая? Может, как раз в этих красках?»

– Кстати, вам знакомо выражение «Цвет не пахнет»? – неожиданно встрял в её мысли Велиор.

Марина поскребла другим концом кисточки у себя под остатками причёски.

– Про деньги, которые не пахнут, я, разумеется, слышала, а про цвет… нет, не знакомо.

Велиор расплылся в довольной улыбке:

– Тогда я вам расскажу одну старую итальянскую историю со сложной моралью, чтобы немного вас развлечь. Готовы послушать?

– Сделайте одолжение.

Велиор чуть откинулся в кресле, но тут же вернулся в исходное положение.

– Этимология этого выражения довольно сложна. Лично я знаю два различных варианта его толкования. Первый отсылает к варварским с нашей современной точки зрения, способам приготовления красителей. В средние века это было далеко непростым занятием, доложу я вам. Например, красный пигмент получали из сурьмы, чёрный – из сажи или угля, зелёный – из солей меди или хрома, белый – из мела или свинцовых белил, жёлтый – из рыбьей желчи, луковой шелухи и даже выпаренной бычьей мочи. Понятное дело, всё это было долго и дорого. Но на этом история не заканчивалась, дальше краситель в определённой пропорции смешивали со связующим веществом, и только тогда получалась краска. В качестве связующего вещества использовалось всё, что угодно: клей, яичные желтки, мёд и даже воск. Представляете, какой это был кошмар? Так что смысл выражения «Цвет не пахнет» можно истолковать как «Цель оправдывает средства» или же «Все средства хороши».

Марина кивнула. Ей, как бывшей художнице, всё было более или менее известно, но она слушала, не перебивая. Голос Велиора её успокаивал.

– Но есть и второй вариант толкования, – продолжил он, чуть повысив голос, – говорят, оно принадлежит некоему Джерино ди Лоренцо – довольно известному флорентийскому художнику и скульптору пятнадцатого века. Будучи относительно молодым человеком, он ослеп, но продолжал заниматься творчеством. Он даже научился «рассматривать» картины при помощи подушечек пальцев, которые были у него невероятно чувствительными. Говорят, он часами ощупывал доски – тогда писали на дереве – и потом с достаточной точностью мог сказать, что там изображено. Скорее всего, ему удавалось понять это по характеру мазков, другого объяснения я не нахожу. Единственное, что оставалось для него загадкой, был цвет. Вот именно это он и имел в виду, когда говорил: «Как жаль, что цвет не пахнет!»

Марина отложила в сторону кисть:

– Мне эта версия больше нравиться. Всегда восхищалась такими людьми. А как он ослеп, этот Джерино ди…

– Лоренцо. История потери им зрения стоит отдельного рассказа. Только не останавливайтесь, прошу вас…

Марина вновь взялась за краски:

– Конечно…

– Итак, уже известный нам Джерино ди Лоренцо родился и вырос во Флоренции в середине пятнадцатого века. Там же учился основам живописи. В то время в Италии писали темперными красками, то есть теми, в которых связующим элементом являлся яичный желток. Наш герой упражнялся в художественной кулинарии до тех пор, пока не познакомился с работами наверняка небезызвестного вам Яна Ван Эйка, привёзшего в Италию масляную технику живописи. Того самого, на картинах которого даже женщины похожи на Путина.

Марине шутка понравилась и она улыбнулась. Довольный произведённым эффектом Велиор продолжил:

– Джерино ди Лоренцо был настолько поражён его работами, что навсегда забросил темперу и с тех пор писал только маслом. Чтобы освоить новую для него науку, он бросил всё и отправился на другой конец Европы – в Голландию, где провёл целых три года. В Брюгге, где он учился у великого Петера Кристуса, который, унаследовал мастерскую Яна Ван Эйка после смерти последнего, Джерино завёл новую семью, но это к делу не относится.

Когда же наш герой вернулся во Флоренцию, он решил не только применить на практике полученные в Голландии навыки, но и превзойти своих учителей. Он вздумал создать краску, которая бы точно воспроизводила на картинах ни много ни мало – солнечный свет. Он потратил годы на поиски, перепробовал бесчисленное количество самых разных веществ, которые можно найти в Старом и Новом Свете, но ни на шаг не приблизился к созданию вожделенной Solar Pingere – солнечной краски. Но бросать это дело не собирался.